Мышление

Слушайте: никто не придёт, не прилетит и спасать вас не будет.

Кто-то знает правду, чтобы прятать её от себя, а кто-то вглядывается в неё, чтобы изменить свою жизнь.

Вы или примите эту правду о себе и о жизни, или вернётесь в ту иллюзию, которую привыкли считать реальностью.

То, что мы помним, знаем и думаем, зависит не от реального положения дел, а от того, в какую именно игру с нами играет наш мозг.

Мы не хотим видеть себя неправыми. Мы не хотим, чтобы нас тыкали носом в противоречия, которые мы сами же – с таким трудом, с такой изобретательностью и страстью – создаем.

Лишь несчастному нужна его правота, счастливый хвататься за неё не будет. Причём именно эта жажда собственной правоты, столь свойственная всем несчастным, и есть причина их несчастий.

Исходя из сути и природы бытия, противоречий не существует. Проверьте исходные данные, одно из них неверно…

Вы сейчас не со мной дискутируете, а с собой – осознаете это. Есть только вы и то, что вы чувствуете, думаете о своей жизни!

Надо знать и помнить: наш мозг всегда и при любом удобном случае будет создавать противоречия и прятать их от нас.

Сам этот подход – жить за счёт других людей, благодаря помощи и поддержке – крайне рискованная игра.

Все вокруг уверены в том, что они – заветный приз, сказочный клад и счастье на все времена.

Лебит показал, что мозг принимает решение раньше нашего сознания.

Всё, что вы думали о значении своего сознания в собственной жизни, – чушь, забудьте!

Сначала мозг принимает какое-то решение, а потом сам же адаптируется к его последствиям.

Наше отношение к жизни – это не то, что мы думаем, а то, какие связи создал наш мозг.

Теперь, насколько бы разумными мы себе не казались, наш мозг ищет и отмечает только те факты, которые доказывают его правоту, и напротив – все, что его установкам противоречит, он жёстко игнорирует.

Наша личность, наше сознание и вообще все, что мы о себе думаем, – это лишь бутафорский наряд, это английская королева, которая царствует, но не правит.

Ни одно ваше решение на самом деле никогда не было вашим. Никогда и ни одно!

С помощью нашего сознания наш мозг умело прикрывает любую свою глупость красивыми формулировками и «мудрыми» объяснениями.

Человека легче обмануть, чем убедить его, что он обманут.

Короче говоря, мозг создает все, с чем мы имеем дело. Причём и мы сами – тоже его работа: и мы сами, и наше сознание, и вообще все, что мы можем вообразить, – это то, что создает мозг, включая паутину своих нервных связей.

Мы уверены: то, что казалось поле нашего внимания, и есть реальность, а на самом деле это лишь её краешек, частичка.

Итак, сознание – это то, что мы осознаем: то, как мы понимаем жизнь, то, что думаем о себе и о других людях. А вот наш мозг – это мы сами. Каждое действие в нашем мозгу, каждый нервный процесс, каждая реакция нашего мозга – это мы.

Наше сознание в буквальном смысле этого слова не знает нас самих.

Это фундаментальная иллюзия нашей психики – мозг диктует нам наши мысли, мы как бы слышим их внутри собственной головы, но мы сами – не тот, кто слышит эти мысли, а тот, кто их диктует.

Поймите это, зафиксируйте этот парадокс, потому что в нём заключён главный секрет: вы не управляете своим поведением, не контролируйте ваши мысли, но вы есть это поведение, вы есть эти ваши мысли.

С помощью сознания мозг формирует некий удобный интерфэйс реальности – и не ради истины, не ради правды, а из сугубо утилитарных соображений: чтобы мы так сказать не дёргались.

Главное, что мы сейчас уже поняли, – это то, что мы являемся своим мозгом. Не наше сознание, не наше представление о самих себе ничего не стоит. Это лишь блеф, миф, театральная постановка.

Мы не сможем решить наши проблемы с тем же мышлением, которым мы создавали их.

Такова логика нашего сознания – она сопротивляется вдумчивому мышлению, сложному и всестороннему исследованию, по-настоящему глубокому проникновению в тему.

Осознаете этот важный факт: всё то, к познанию чего наш мозг эволюционно не предназначен, с неизбежностью будет казаться нам парадоксальным, а парадоксальное почти невозможно осознать.

Задаваясь вопросом о смысле жизни, мы с неизбежностью натыкаемся на пустоту и бессмысленные идеи про самореализацию, семью и детей, про вклад в общее дело и «что после меня останется». Мы пытаемся закрыть этими словами зияющую дыру в реальности. Самореализация – это абстракция.

Нам столько раз говорили про какие-то мифические «смыслы» и «цели» человеческой жизни (которых никто никогда в глаза не видел), что мы просто поверили в их существование. Поверили на слово!

Мы сформулировали базовое противоречие: если твоя жизнь тебя не устраивает, но тебе кажется, что ты думаешь о ней правильно, то где-то тут закралась ошибка.

Страдать от бессмысленности жизни и думать, что смысл в ней есть, – это противоречие!

Строгие законы управляют и всем мирозданием, и каждым из нас в отдельности, а вовсе не случай, бог-изобретатель.

То, что нам кажется случайностью, есть наше восприятие закономерностей, осознать работу которых мы зачастую просто не в силах.

Если нас не воспитывать как следует – не учить языку, общению, прочим социальным навыкам, мы не станем людьми в привычном понимании этого слова.

Мы были обречены стать теми, кем мы стали. И не мы это выбрали, это выбрал за нас некий, если хотите, Рок.

Змея, которая не может сменить кожу, гибнет. Тоже и с умами, которым мешают менять мнение: они перестают быть умами.

Мы пришли в этот мир, ничего толком не соображая, не имея никакой собственной позиции, и на нас надели то мировоззрение, которое на тот момент и на данной территории было в моде.

Человек, к сожалению, самое агрессивное, самое нетерпимое животное из всех, что когда-либо населяло планету.

Эффект люцифера: неважно, что человек о себе думает, неважно, каковы его личностные установки и мировоззрение, поведение человека определяется ситуацией, в которой он оказался. Тюремный эксперимент Филлипа Зимбардо.

Да, ваша личность – это что-то вроде парламента, состоящего из кучи самодовольных идиотов. И каждый из них, когда приходит его час, взбираются на трибуну вашего сознания, считая себя центром Вселенной.

Так что это за личность у нас такая, что её способны уничтожить две химические связи внутри одной молекулы?

Таков парадокс: мы ощущаем собственную личность, уверены, что обладаем личностью, но она – лишь фикция, а её целостность – тем более.

Осознаете это: любая наша неадекватность – это наше несоответствие реальности, а если вы не соответствуйте, это неизбежно приводит к ошибкам. Это ваши ошибки, вы от них страдаете. И никто, кроме вас, в этом на самом деле не виноват.

Никогда не позволяйте морали удерживать вас от правильных поступков.

Правда состоит в том, что все наши представления о собственной личности, а значит, её роли в нашей жизни, о её судьбе, об отношении к ней со стороны других людей – не более чем внутренняя игра нашего же собственного ума.

Подлинное развитие личности заключается в осознании (действительном осознании), что никакой личности у вас и в помине нет.

Каждую ночь я умираю, когда ложусь спать. И на следующее утро я снова рождаюсь.

Мы сами, как я уже говорил, это просто наш мозг. То есть, грубо говоря, полтора килограмма нервных клеток.

Задумайтесь: вы вовсю пользуйтесь языком, хотя не изобрели в нём ни единого слова. Даже ваши мысли – и те вы на самом деле у кого-то позаимствовали.

Мы все почему-то считаем, что наше дело – это то занятие, от которого мы сразу начнём получать удовольствие. Но это не так, потому что интерес – по самой своей физиологической природе – вещь очень не стойкая.

Наше поведение продиктовано огромным количеством самых разнообразных факторов. Все их учитывает наш мозг, и лишь маленькая толика доступна осознанию.

Все, что мы имеем, всё, что представляет собой наша жизнь – в личном плане, профессиональном или в каком-либо ином, – случилось не просто так. Все это произошло закономерно.

Случайность – иллюзия. Если же что-то кажется нам случайным, странным, из ряда вон выходящим – приглядитесь внимательно, вы точно найдёте там противоречия. А если вы найдёте противоречие, то сможете его разрешить и перестанете страдать.

Мы живём так, словно бы это благо было и будет всегда. И самое главное – совершенно не задумываемся о хрупкости своего благоденствия.

Наш чёрный лебедь уже близко. Имя ему – богатство выбора.

Мы отравлены иллюзией выбора. Нам кажется, даже если мы не осознаем этого, что перед нами открыто множество дорог, что у нас масса разных возможностей, что вокруг нас толпы людей, которые только и думают о том, как бы посильнее нас осчастливить.

Джон Кэлхун. Эксперимент Вселенная-25. Его эксперимент рассказывает нам о самой логике эволюции: она не создавала нас для жизни в райских условиях, для счастья, она создала нас для борьбы за выживание.

Те, кто ищет счастья как самостоятельной ценности, похожи на тех, кто ищет победу, не выиграв войны. В этом главный дефект всех утопий.

Так что, если кому-то кажется, что для счастья ему не хватает всего лишь парочки миллиардов, расскажите ему про эксперимент Вселенная-25.

Превращая homo в sapiens’а, культура опирается на те самые наши базовые инстинкты – инстинкт самосохранения, иерархический и половой.

В некотором смысле мы боимся даже нереальных угроз (которых в нашей жизни на самом деле не так уж и много), а собственных знаний о том что может быть опасно.

Наша цивилизация, если разобраться, – это одно сплошное строительство таких вот социальных пирамид власти бесконечная игра в царя горы.

Если у нормального животного, не испорченного культурой, все три базовых инстинкта служат одной цели – выживанию, то у человека – отнюдь нет.

Общественное мнение всё ещё транслирует идею брака, но фактическая социальная среда никак поддержанию этого общественного института более не способствует.

Для того чтобы ссылаться на национальные традиции, имеет смысл хорошо изучить историю, а у всякого народа она такая, что, при внимательном анализе, волосы дыбом становится.

Человек – это социальное животное, ориентированное на достижение целей. Его жизнь имеет смысл только тогда, когда текущие цели достигаются, а взамен них ставится новые.

Эксперимент Роберта Йеркса показал, что приматы к которым мы имеем самое непосредственное отношение, обучаются у тех, кто стоит выше их по иерархической лестнице, а с теми, кто стоит внизу, они не церемониться.

Нежелание человека умирать и потребность в сексуальных удовольствиях – вещь, конечно, абсолютно понятная. Но фундамент своей жизни мы выстраиваем именно на социальной конкуренции.

Главная цель социальных коммуникаций – это определить свое место в иерархии, а затем оборонять его ото всех, кто стоит ниже. Ну и конечно же, мы не оставляем попыток подняться хотя бы чуточку выше, потеснив тем самым местных завсегдатаев.

Игра с нулевой суммой – специфический под тип игры, согласно теории игр, когда внутри системы находится одна и та же сумма. Игроки не могут не увеличить, не уменьшить призовой фонд, и он по существу просто переходит из одного кармана в другой. Таким образом, никто на самом деле не выигрывает.

Если же смотреть на социальные игры здраво, то мы видим лишь набор дурацких игр с нулевой суммой.

Нет правды там, где все – игра. Но пока есть возможность выигрывать, мы будем играть. Таков иерархический инстинкт.

Подлинное желание – это не приобретение чего-то, а восполнения недостатка, устранение дефицита.

Но сознание – это ведь только красивая обертка реальной конфеты. Оно ничего не решает. Конфета уже лежит внутри вашей черепной коробки! Это, уточню на всякий случай, ваш мозг, и он привёл вас именно туда, куда он вас привёл, и больше, как мы выяснили, не испытывает дефицита.

Ещё раз: если вы испытываете реальный дефицит, тогда у вас и нет проблем с желанием – оно очевидно, оно явлено в конкретном действии, то есть вы соответствующим делом и занимаетесь.

Все, что нашему сознанию не нравится, мы из-за всех сил пытаемся от себя спрятать, вытеснить куда-то в тень – с глаз долой, из сердца вон. И даже если сокрытое находится на самом видном месте, мы сделаем все, чтобы его не замечать.

Факт же состоит в том, что мы там, где мы есть. И давайте признаемся себе честно, не делаем всего, что следовало бы, чтобы оказаться в каком-то другом месте.

На уровне сознания нам может не нравится то, что мы хотим на самом деле, чего хочет наш мозг, – не удивляйтесь этому. Но сложно спорить с тем фактом, что ваш мозг – это и есть вы, а он привёл вас туда, где вы сейчас себя обнаруживаете.

Делай, что можешь, с тем, что ты имеешь, там, где ты есть.

С реальностью буквально по техническим причинам нельзя столкнуться: нельзя столкнуться с тем, чего никогда не покидали, с тем, чем вы, в действительности, сами являетесь.

Короче говоря, даже если вы сейчас капельку расстроились – не беда. То, что мы выигрываем, освобождаясь от иллюзий, – куда более ценная вещь, чем любые красивые фантазии. Это правда, без которой мы никогда не поймём, как нам жить своей жизнью.

Если ваша единственная цель состоит в том, чтобы стать богатым, вы никогда не достигнете её.

Ну подумайте об этом иначе: что будет, если вы не делайте то, что вы можете, с тем, что вы имеете, там, где вы есть? Вы не преуспеете, куда бы и чтобы вам не упало!

Допускаю, что у меня просто туго с воображением, но я не понимаю, какие ещё могут быть варианты, как не делать того, что мы можем, с тем что мы имеем, там где мы есть?

Перспективы появляются сами собой и всегда постфактум, когда вы оглядывайтесь назад и видите, каким образом вы оказались на той ступени, на которую забрались. А те перспективы, которые вам только мерещатся, – это приятная морковка, не более того.

В реальности вы все равно достигнете чего-то другого, но не того, что вам когда-то и почему-то привиделось, показалось, захотелось.

На смену успеху одного приходит успех другого. То есть, если ты забрался на вершину пирамиды, будь готов и спускаться с неё, а это, учитывая несговорчивый характер нашего иерархического инстинкта, не так уж приятно.

Нет ни нужны, ни смысла искать свои стремления в каких-то загадочных мотивационных тренингах и вообще в чем-то ещё, если в нас уже скрыт естественный механизм стремления к лидерству.

Заблуждение думать, что великие дела складываются из великих же дел. Великие дела начинаются с того, чтобы побеждать в малом и тем самым учитесь побеждать, учитесь выигрывать.

И когда вы понимаете, что столкнулись со своим незнанием, тут и возникает подлинная заинтересованность, тут и возникает ориентировочный, – как сказал бы Иван Петрович Павлов, – рефлекс.

Хотите понять других – пристально смотрите в самого себя.

Но дело не только в том, что психологические знания открывают нам путь к сердцам и мозгам других людей. Дело в том, что только через эти знания мы обнаруживаем дорогу к своим собственным, действительным целям.

Чем бы вы не занимались, необходимо предварительно хорошенько проработать, пройдя все ступени дела снизу вверх. Тогда вы увидите свою цель, ваш мозг наконец-то обретёт способность эту цель определить, выявить и конкретизировать. Он превратит её в свою потребность, которую будет хотеть, причём сам, без принуждения.

Если хорошо задуматься, то получается, что в нашем примере реальной целью для человека оказывается не пение как таковое, не собственные ощущения от собственного пения, а ощущения от ощущения других людей, которые его пением наслаждаются.

То есть цель этих по-настоящему успешных людей – не их собственное ощущение от произведённого эффекта, их цель – понять, как заставить других людей восхищаться, угадать, а то и буквально просчитать это.

Чтобы знаменитый Анохинский акцептор результата действия сработал, цель должна быть поставлена правильно. А правильно она будет поставлена только в том случае, если вы действительно думаете о нуждах адресата вашего действия.

Суть механизма акцептор результата действия – это стремление нашего мозга предсказывать состояния окружающего мира. Предсказывая результат наперёд, мы понимаем, что нам следует делать и зачем. Вот почему цель всегда уже как бы предналичествует в нашем мозге, хотя вы можете её и не осознавать.

Акцептор результата действия включаются в работу только во втором случае – когда у вас уже есть видение, предвидение результата. А для этого нашему мозгу нужна соответствующая практика – пережитый прежде опыт.

Поэтому, если мы хотим успеха для себя, мы должны думать о том, как осчастливить других. С одной стороны, вроде бы странно, а с другой – просто. Да и альтернативы нет, только таким путём.

Я собирался прекратить прокрастинировать, но решил отложить это на потом.

А теперь давайте на мгновение забудем о том, что мы знаем это волшебное слово прокрастинация, и зададимся вопросом: нормально ли это, что человеческий мозг выбирает между работой удовольствиями – удовольствия?

По сути, удовольствие мозг испытывает в тот момент, когда в нём возникает эффект понимания.

Любой массовый медийный продукт – это Popcorn, который должен стремительно зажариться и шумно взорваться внутри головы его потребителя. Это, если хотите, универсальный способ симуляции “ага эффекта”.

Чтобы настоящая, стоящая цель у вас сформировалась, вы должны, прошу прощения за жаргон, долго её думать.

Иными словами, чтобы контролировать свои желания, ребёнку, как и взрослому, нужны не дюжие интеллектуальные способности. Они у человека или сформированы, или нет. Если нет, то сколь интеллектуальным не казался вам субъект при личном общении, его действительный ум оставляет желать лучшего. Он, так сказать, умный дурак.

Дайте мне 6 часов на то, чтобы срубить дерево, и я потрачу первые четыре, затачивая топор.

Вы – это вовсе не то, что вы думаете про себя, не то, как вы выглядите в чьих-то глазах. Вы – то, что в вашей жизни реально происходит. Если же ничего осмысленного не происходит, то и вас самих – маловато, вы – своя собственная тень.

Но если нейрон возбуждается сильно и регулярно, то он не просто атакует своего соседа нейромедиаторами, но ещё и отращивает дополнительные синаптические шипики – своего рода присоски.

Из чего следует, что если вы о чем-то думаете как-то, каким-то определённым образом, есть у вас, скажем, такое мнение, то это обстоятельство невероятно сложно изменить.

В зависимости от плотности существующих связей между конкретными нейронами, (от того, сколько между ними, грубо говоря, шипиков) одни из них возбуждаются, а другим этой стимуляции оказывается недостаточно, и они не включаются в ассоциативный процесс.

Именно поэтому нам так трудно менять свое мнение и так опасно искать ему бесконечные подтверждения. Именно поэтому нам так непросто понять что-то новое, а не удовлетворяться мнимой понятностью. Именно поэтому нам так сложно осознать очевидное, которое у нас всегда перед носом, но которое мы привычно игнорируем.

Дело не в том, что Сократ прикинулся незнайкой или что он и на самом деле так думал. Нет, он просто использовал эту внутреннюю установку, этот внутренний императив, чтобы заставить энергию своего мозга работать, не допуская того, чтобы она бегала по однажды проложенным нервным путям.

Цель и смысл нашего создания не в том, чтобы решить все стоящие перед нами проблемы. Его цель и смысл – создать условия, в которых наш мозг будет вынужден думать и создавать новое, меняя нас самих.

Поправка к 10.000 часам. Чтобы закрепление связи произошло, необходимы или очень сильные впечатления, почти стрессового характера, или многократное, сосредоточенное повторение.

Учитесь испытывать удовольствие от не знания, радость от неопределённости, от незавершенности, от… перспективы.

Не уподобляйтесь Экклезиасту с его знаменитым: «Во многой мудрости много печали». Он был неправ – познание не приумножают скорби, познание делает нас живыми, а саму нашу жизнь – интересным приключением.

Почему же тогда я прошу вас остановиться? Да, собственно поэтому и прошу, ведь «мысль, – как говорил великий психолог Лев Семёнович Выготский, – начинается там, где мы наталкиваемся на препятствие».

Для внутренней экранизации наших воспоминаний мозг использует элементы, которые ближе лежат, а вовсе не те, реальные обстоятельства, свидетелями которых мы когда-то были.

Я не берусь давать оценок практике формирование ложных воспоминаний. Но главное, что мы должны понять, – это то, что наши личностные истории являются самой настоящей фантазией. Она как древнегреческий миф – штука художественная и даже увлекательная, но не имеющая никакого отношения к реальной действительности.

Запомните правило трёх «и»: во-первых, наша память избирательна, во-вторых, она истолковывает события, а в-третьих, она интегративна.

Значит это буквально следующее: 1. Вы запоминайте то, что соответствует вашим представлениям. 2. Ваши мысли влияют на то, как вы запоминайте смысл событий. 3. Ваши мысли неотделимы от ваших воспоминаний.

Парадокс том, что, хотя наши воспоминания ложны, тенденциозны, а зачастую вовсе противоречат фактам, мы не можем в них сомневаться, ведь каждый раз наш мозг создает их заново.

Ваша эта работа или не ваша, свою вы проживаете жизнь или не свою – все это чистые абстракции. Они сбивают с толку, но ничем помочь вам не могут. Они – сами по себе – токсичны.

2 вещи беспредельны – вселенная и человеческая глупость, но я ещё не совсем уверен относительно вселенной.

Но если плана на нас ни у кого нет, то всякий выбор судьбы является лишь иллюзией: чтобы мы не выбирали, мы выбираем свою судьбу, при этом – только одну эту, без вариантов, и тут ни о чем больше говорить.

Наш мозг – мозг животного. И он категорический противник траты сил, если потребность не слишком сильна, а прагматическая цель не очевидна. В каком-то смысле он, наверное, правильно рассуждает.

Проблема в том, что живёт наш зверь-мозг в мире культуры и общественных отношений, а тут все наоборот: ты побеждаешь только в том случае, если действуешь с запасом и на опережение.

Если вы знаете, что жизнь невозможна, я подчёркиваю – невозможна, без страданий, то в связи с чем мы вообще должны брать этот фактор в расчёт?

Единственное, возможно, что имеет смысл сделать, так это научиться жить, не создавай самому себе дополнительных сложностей. Это разумно: зачем делать глупости, чтоб потом героически преодолевать их последствия?

Я знаю то, что ничего не знаю. Ну другие не знают даже этого.

«Бритва (лезвие) О́ккама» — методологический принцип, получивший название по имени английского монаха-францисканца, философа-номиналиста Уильяма Оккама. В упрощенном виде он гласит: «Не следует множить сущее без необходимости»

Если наша жизнь не такова, какой мы хотим её видеть, просто абсурдно считать себя неподражаемыми умниками и умницами.

В общем, фишка в том, что заметить собственную глупость практически невозможно.

Современный человек не может сказать, чего он хочет. У него вроде бы всё есть, всё неплохо. Ну чего-то не хватает, а чего – непонятно.

Думать и воспринимать информацию – это два несовместимых друг с другом психических процесса. Поэтому или одно, или другое.

Выстоит лишь интеллектуальное меньшинство, которое будет способно осознать существующие риски и найдёт средства противостоять им.

И тем, кто готов двигаться дальше, придётся принять для себя непростое решение: нам нужно признать в себе идиотов.

Но кто-то действительно хочет изменить свою жизнь, а другим только кажется, что они этого хотят, а на сам деле их все устраивает.

Освоение собственного мышления требует действительной внутренней трансформации – реальной и большой работы над собой.

Вы научитесь ощущать в себе собственное мышление, увидите ответы на свои самые главные вопросы.

Очень много и с того, что мы знаем о здоровье, нам объяснили именно болезни.

Но речь сейчас ни о содержании бреда. Речь о его структурной перестройкe – сам способ построения истории у больных шизофренией был сложный, а сейчас стал простым, примитивным.

Как только возникает какая-то пауза, человек автоматически тянется за телефоном, чтобы снова припасть к своей хоббитовской прелести.

И тогда уже – всё: мы в буквальном смысле этого слова безвозвратно уйдём в сеть.

Наш мозг действует по принципу экономии, поэтому сталкиваюсь с двумя задачами, он, естественно, выбирает ту, что проще.

Если сложного контента всё меньше, а потреблять его все сложнее из-за бесконечного числа отвлекающих факторов, то скоро уже не будет и сложного человека.

И с интеллектуальной функцией мозга происходит примерно тоже самое, что с телом космонавта, который многие месяцы находился в невесомости: мышцы атрофируется, а ему требуется помощь экзоскелета.

Раньше о походе в магазин. То есть это был процесс постоянного и полноценного обдумывания – прогнозирования будущего, причём в деталях.

Дело в том, что Ваш мозг учиться таким образом строить сложный интеллектуальный объект: некую структуру, которая состоит из множества элементов.

И только в тех случаях, когда испытуемые видели фразу «мнение эксперта недоступно», их мозг начинал работать, активизирует центры принятия решений в коре головного мозга.

Схема тела: мозг как бы продолжает размеры нашего тела до границы инструментов, которыми мы пользуемся.

Если мы имеем доступ к интернету и понимаем, как найти в нём ответ на вопрос, то мы искренне уверены в том, что и сами знаем этот ответ.

Человек думает не сознанием, он думает своим мозгом (подсознанием если угодно), то есть тем, что в нём хранится, тем, что у него загружено.

Когда вы делегируете свою память цифре, вы не сохраняете в голове интеллектуальные объекты, которые вам могут понадобиться, когда вы столкнётесь с какой-то действительной проблемой.

Вы просто уговорите себя, что плохо – это нормально. Но плохо – это плохо, а хорошо – это когда вы знаете, что делать и как добиться желаемого результата.

Содержательный материал вы найдёте в сети только в том случае, если ищите прицельно. То есть если вы уже знаете, что вам нужно найти.

Когда есть статья в Википедии, ваш мозг получает формальное право: больше не надо работать. И, конечно, он им воспользуется.

Содержание, с которым мы имеем дело, выхолащивается и уплощается. Оно сворачивается до каких-то мини пустячков, которыми мы жонглируем, подобно обезьянке в цирке.

Для того, чтобы наш мозг подготовился к решению задачи и загрузил в оперативную память все необходимые ему для этого факты, ему нужно 23 минуты.

Если вы сможете позволить себе не отвлекаться на бесчисленные внешние раздражители. Если вы поможете ему заполниться сложными интеллектуальными объектами. Если вы сможете ввести его в состоянии подлинной озадаченности. Увидите, что он начал решать проблемы сам.

В упомянутой статье Пуанкаре говорит, что его мышление разворачивается как бы на двух уровнях – на уровне «я сознательного» и на уровне «я бессознательного».

Его мозг продолжал работать над задачей, решил её именно в тот момент, когда сам Пуанкаре меньше всего о ней задумывался.

Чтобы идеи в вашей голове теснились, соединялись и создавали устойчивое комбинации, они должны в ней быть. Не на каких-то других серверах, а непосредственно в вашем мозгу.

Если вы знаете, у кого или у чего вы можете что-то узнать, у вас есть ощущение, что вы это как бы уже знаете.

Мы можем быть законченными аутистами, но это не ограничивает нашу информированность. Ценность других людей как источника знаний отпала категорически.

Слишком широк выбор информации и развлечений, а главное – чрезвычайно лёгок доступ к ним.

Пресловутое богатство выбора делает нас всё менее и менее заинтересованными в конкретных людях.

Нет нужды больше подстраиваться под партнёра, пытаясь его понять, войти в его положение – всегда можно организовать следующую пробную ночь.

Проблема в том, что мы вышли за рамки естественной эволюции, а поэтому-то, что было хорошо для наших предков, для нас нынешних – смерти подобно.

То есть мы опять таки знаем многих, но толком не знаем никого. У нас на это попросту не хватает сил – мы пользуемся простыми стереотипными формулами. Вот почему сейчас стали очень популярными типологии людей, включая гороскопы.

Мышление не делится на такое-то и такое-то – на социальное и математическое, например. Все куда проще: наш корковый сервер или обучен делать сложные вещи, или нет.

Мышление – это вовсе не абстрактное думание, а способность мозга решать задачи, добиваться желаемого результата.

Не нужно поддаваться иллюзиями: природа не создавала нас разумными, она сделала нас социальными. Наш разум – лишь инструмент, служащий достижению социального успеха.

Мы – социальные животные, которые больше не хотят принадлежать к социальной стае. Мы просто не видим от этого никаких практических выгод.

Нас никогда не учили думать своим умом. Родители, учителя, авторитеты учили нас тому, что они сами знали и умели.

Как бы там не было, каждый из нас – лишь полый сосуд. Каждый, чтобы он вам не говорил, как бы не при украшал свою жизнь, ощущает эту тягостную пустоту внутри. У одних она проявляется чувством одиночества, других – ленью, у третьих – жаждой новых впечатлений.

К 25 годам наш мозг сформирован окончательно – ставки сделаны, ставок больше нет. Мы стали теми, кем нам суждено быть.

Наш мозг постоянно пытается сформировать некий определённый способ поведения в заданных обстоятельствах и всеми силами препятствует любым изменениям в однажды установленном шаблоне.

Правда в том, что ничего из того, что мы считаем своим, не является по-настоящему нашим – все это мы где-то услышали, кто-то нам это подсказал, что-то от нас к этому подвело.

Мы рабы своего мозга. Он – машина, которая несётся на бешеной скорости по автобану черт знает куда, а нам остается лишь скучать на заднем сидении.

Все это, взятое вместе, а брать нужно именно все вместе, потому что все связано со всем, и есть наша с вами реальность.

Да, наш хвалённый мозг – это зазнавшися идиот, катастрофически не понимающий своей ущербности, ограниченности и непроходимой глупости.

Сознание лишь делает осознанным отдельные, некоторые результаты работы нашего мозга и не обладает никакой собственной сущностью.

1. сознание не мультизадачно. 2. информация, который может оперировать наше сознание в единицу времени, ограничивается тремя интеллектуальными объектами. 3. продолжительность нашей сознательной мыслей, которые мы способны мыслить одномоментно, не превышает 3 секунд.

Итак, у нас есть территория – реальность, с которой мы имеем дело, – и полтора идиота, которые строят её картину в нашем мозгу.

Реальность, с которой мы имеем дело, куда сложнее, чем мы можем себе представить. А те средства, которыми мы пользуемся, чтобы её картировать, крайне не функциональны.

Привычка – это разум глупцов.

Мы с невероятной лёгкостью переключаемся на свой автопилот, а наше сознание тем временем поглощается мыслями, которые крутятся у нас в голове на таком же, только уже чисто мыслительном, автопилоте.

Глупца можно узнать по двум приметам: Он много говорит о вещах, для него бесполезных, высказывается о том, про что его не спрашивают.

В мозгу формируется то, что психологи называют «незавершенным гештальтом»: вы о чем-то думаете, но мысль до конца не докручивается, (она как вопрос без ответа), и вы не знаете, что вам делать, – нет вывода, нет решения.

Учёные подсчитали, что длительность такой блуждающий мысли, (длительность ваших размышлений о конкретной ситуации), как правило, не превышает 10 секунд.

Как же можно избавить себя от этой умственной жевачки и освободить пространство своего мышления для чего-то более стоющее? Как убить в себе этого жвачного идиота?

У.М.1 Возьмите ручку и бумагу, сядьте за стол и позвольте вашим мыслям подождать. Если не получается, просто пройдитесь по комнате.

У.М.2 В вашей голове будут вспыхивать воспоминания – какие-то люди, с которым вы находитесь, так скажем, в дискуссии, некие ситуации, которые требуют вашего участия, дела, которые мы должны сделать, но не знаете, с какого конца взяться или просто все время откладываете.

У.М.3 Как только соответствующая мысль в вас возникла, тут же записывайте её – и продолжайте блуждать, пока не поймаете следующую.

У.М.4 После того, как список вашей «умственной жвачки» составлен, разделите его на две части: то, что вы должны сделать, и то, что вы должны продумать. • Начнём с самого простого – списка дел, которые вы должны сделать, но так к ним всё и не приступите.

• Вторая часть списка – мысли, которые вы должны додумать. Тут, конечно, посложнее. Допустим, у вас с вашей второй половиной некие «неразрешимые противоречия» – вы по-разному видите ваше совместное будущее, нет элементарного взаимопонимания, чувства притупились и т. д.

Все эти мысли нужно будет волевым решением разделить на две группы: на бессмысленные и требующие осмысления.

– К бессмысленным мыслям относятся любые суждения предельно общего характера – о мировой несправедливости, о жестокости мира, о вашей неудачливости; о том, что хорошо бы иметь миллион долларов и ничего не делать, а также жить, как миллиардеры, рассекая океаны на трансатлантических яхтах.

Все эти пустые мысли должны быть, по здравому рассуждению, признаны бессмысленными. Мысли в них действительно нет никакой. Это просто автоматизмы – привычка так думать, если вам плохо на душе.

Маркируя эти мысли как «бессмысленные», вы лишаете себя возможности их думать: сталкиваясь с ними в своем «блуждании», вы будете видеть их абсурдность.

Вы должны внутренне согласиться с их бессмысленностью, в противном случае мозг будет вас ими третировать. Поверьте: мозг точно не будет что-либо делать, если он считает это бессмысленным. Поэтому стоит ему доказать, что нечто бессмысленно, как он тут же теряет всякий интерес к соответствующей авантюре.

– Итак, у нас остались мысли, нуждающиеся в настоящем промысливании. И правда, в состоянии «блуждания» мы нередко сталкиваемся с мыслями, которые необходимо завершить – додумать до конца, принять конкретное взвешенное решение и остановиться на этом.

Подумайте для начала о том, что вас останавливает – почему вы не решаетесь додумать то, что следует? Уверен: вы обнаружите, что дело в ответственности, которую вы не хотите на себя брать.

А сейчас вам достаточно отнестись к этому как к простой математической задаче – есть такие-то условия, такой-то список фактов и из этого можно сделать такой-то вывод. Он может быть любым, главное, чтобы это был тот вывод, который вы можете сделать, исходя из тех фактов, которые вы имеете на данный момент.

• есть дела, которые вы должны сделать, и они вами уже распланированы – вы будете думать о них тогда, когда придёт их время; • набор бессмысленных мыслей, которые вы продумали и вычеркнули, потому что это чушь, которая не стоит ваших времени и сил;

• набор важных мыслей, которые нуждаются в доработке, но сейчас вы ничего нового про них сказать не можете, поэтому вы вернётесь к ним тогда, когда соберёте достаточное количество новых фактов.

«умственной жвачке», происходящей на полном автопилоте, посвящена половина всей вашей жизни. Вы только вдумайтесь: половина жизни – на то, чтобы гонять одни и те же мысли в голове! Причем без всякого проку!

То есть чем больше вы думаете о какой-то глупости, тем эта глупость становится всё более и более навязчивой (повторение – не только мать учения, но и любого запоминания).

Хуже нет тирана, чем мозг.

Случившееся стало для учёного важной вехой в становлении его учения о «потребном будущем»: действительно, наше поведение всегда настроено на некий ожидаемый результат – наш мозг всегда предвосхищает то, что будет, по его мнению, происходить.

Наш мозг запрограммирован эволюцией на жёсткое следование однажды опробованным и приведшим к желаемым результатам привычкам.

Эта стереотипность наших действий – фундаментальное свойство мозга. Помните, как мы говорили о письме или о вождении автомобиля на автопилоте? Да, это набор стереотипных действий, и лучше тут ничего не менять.

Вы можете, не осознавая того, следовать, например, таким стратегиям: «меня должны добиваться», «я должен (или должна) спасти её (или его)», «любовь должна возникнуть с первого взгляда», «он должен красиво ухаживать», «она должна восхищаться моим умом», «она (или он) должна (или должен) от меня зависеть»

Не важно, какой именно стратегии вы придерживаетесь. Вы выбрали именно этот подход и дальше воспроизводите его при первой возможности с упорством, достойным лучшего применения.

Сознание может думать всё, что ему заблагорассудится, но реально нашим поведением заправляет мозг — тот набор конкретных нервных связей, которые сплелись в соответствующий нейронный, как говорят нейрофизиологи, ансамбль.

Что значит изменить мозг? Ну, в целом, ничего сложного: нужно просто заставить свои нервные клетки разъединиться, а потом соединиться заново, в новой последовательности. Правда, ерунда? Неправда.

Из чего Лоренц сделал вывод, который теперь самыми разными средствами доказан многократно: мы не можем нарушить привычку, не испытывая при этом страха.

Пространство, которое пугает вас, всегда одно и то же, и оно равно той черепной коробке, в которую заключён ваш мозг.

Вся наша жизнь — это череда бесконечных предсказаний, просто мы этого не замечаем.

Он учит нас тому, что мы живём в системе предсказаний, которые делает наш мозг в тайне от нашего с вами сознания.

Иными словами, у вашего мозга есть чёткое представление о том, что может быть, а чего не может быть.

Если вы не в курсе, то одна из самых ожесточённых философских дискуссий современности идёт вокруг понятия «квалиа». «Квалиа» — это обозначение того, какими вещи выглядят для нас.

Выясняется, что он этому обучается: постепенно формирует и тренирует соответствующие нейронные комплексы, позволяющие ему складывать отдельные звуки в мелодии или приписывать визуальным и, например, обонятельным эффектам столь особые свойства — «чарующий», «опьяняющий»

Мир, с которым мы имеем дело, лишь версия реальности, одна из множества — и вовсе не объективная, а лишь удобная для нас по каким-то эволюционно-биологическим причинам.

Ещё раз: вся реальность, с которой мы имеем дело, сконструирована нашим мозгом заранее, в процессе его развития.

То есть ваш мозг действует абсолютно автоматически — и не с этой книгой, а с моделью этой книги, которая в нём содержится.

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с реальностью, иллюзии разбиваются вдребезги.

Да, опыт у каждого из нас свой, и набор характеристик, которые мы используем, пытаясь создать модели других людей в своей голове, определён только им.

В результате тот образ, который вы создаёте, страдает исключительной избирательностью. Вы складываете его тенденциозно и видите в человеке только то, что готовы в нём увидеть.

Мы страдаем фантастической тенденциозностью внимания, воображения и мышления. Все наши представления — не просто вымышлены, они ещё и вымышлены с дефектом. Мы в буквальном смысле этого слова потрясающе нечувствительны к фактам. Слепы к ним, как кроты!

Этот эксперимент наглядно показал, что наше внимание фильтрует воспринимаемую информацию, причём делает это самостоятельно, в обход сознания. Мы видим только то, что готовы увидеть, а всё остальное пропадает для нас во тьме неопределённости.

Понимать людей — это знать, что им нужно. Другие люди нуждаются в том, в чём они нуждаются. Если вы знаете эту истинную нужду другого человека, если вы можете помочь ему получить желаемое — вы идеальный друг, партнёр, товарищ.

Эта же узость мышления касается всех наших знаний: нам они всегда кажутся достаточными. И тут тоже совершенно простая, элементарная истина скрывается от наших глаз: мы не знаем того, чего не знаем.

А объяснения своей глупости мы всегда найдём...

Человек — единственное животное, которое не учится на опыте, а подводит под свои ошибки рациональное обоснование.

Уточню: выходило так, будто бы рассечение огромного количества аксонов, связывающих в норме два полушария головного мозга друг с другом, не приводило ни к каким существенным изменениям в личности пациента!

Это, конечно, сильное упрощение. Наше левое полушарие — языковое, а правое — фактологическое.

То есть правое полушарие видит факты, но не может объединить их, усмотреть в них причинно-следственные отношения.

То есть правое полушарие чётко запоминает, что оно видело, хотя даже не может назвать эти предметы. А вот левое — с лёгкостью их называет, но затем верит своим словам, а не глазам: да, вилка была, ластик был, карандаш был.

То есть левый мозг пациента с ходу придумывает любую небылицу, только бы не столкнуться с ситуацией неопределённости.

Левое полушарие не терпит неопределённости, а поэтому, сталкиваясь с непонятными фактами, оно создаёт правдоподобное объяснение, в котором «всё встаёт на свои места».

Как такое может быть? Всё очень просто: наше языковое — левое — полушарие ищет во всём закономерности, даже если никаких закономерностей там нет.

Но пройдут годы, и левое полушарие, став доминантным, будет готово и не на такие подмены: факты будут игнорироваться, ситуации тенденциозно интерпретироваться, а любые глупости — находить «железобетонные объяснения».

Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжёт.

Впрочем, левое полушарие в любом случае всё обобщит (как с уже упоминавшимися вилкой, карандашом и ластиком), переврёт, объяснит как-то — и реальность, с её фактическим положением дел, растает как дым.

То, что мы считаем картой своей жизни, на самом деле является лишь жизненной программой, созданной обществом, в чьём интеллекте и здравомыслии я бы, честно говоря, сильно усомнился.

Мы же всё равно их не заметим и не осознаем. Мы — «правое полушарие» нашего общества, тогда как само оно ("общественное мнение") по сути является левым. Мы просто будем чувствовать, что что-то не так, что что-то в этом неправильно.

Мы верим в эти пустые слова только потому, что другие люди — также по незнанию — ими пользуются. И всё это вместе взятое — миф, который управляет жизнью каждого из нас.

Настоящие же мы, то, что мы представляем собой на самом деле, это нечто другое — это так называемый «старый» или «рептильный» мозг. Подобно капустной кочерыжке, он находится внутри кочана полушарий нашего головного мозга.

*тревога и агрессия нужны для нашего личного выживания; *потребность быть в стае, в группе себе подобных тоже поможет нашему выживанию, потому что в одиночку мы не справимся; *сексуальная страсть не даст сгинуть в эволюционную Лету нашему биологическому виду.

В наш мозг, по сути, загружена целая карта мировоззрений, идеологий и представлений о жизни. Карта, которую мы ошибочно принимаем за реальность, потому что рука руку моет.

Итак, правда состоит в том, что в каждый конкретный момент времени вы видите очень малую часть того, что перед вами. Буквально микроскопическую часть, кусочек кусочка.

Чем ниже уровень и чем меньше кортикальная колонка — тем более простую информацию она обрабатывает.

*нижние слои коры хранят самую примитивную визуальную информацию, и соответствующие клетки реагируют тогда, когда она совпадает с поступившей информацией; *верхние слои коры, напротив, хранят цельные образы — те самые, которые, как нам казалось, мы видим перед собой: стол, кресло...

Соответственно, когда информация, идущая снизу, активизирует соответствующий мысленный образ, хранящийся сверху (в верхних слоях коры), вы начинаете видеть не то, что вы видели, а то, что помнит ваш мозг.

Да, если кора не справилась и опознала предмет неверно, то дальше она, возможно, скорректируется. Но это-то и забавно: она смогла увидеть предмет, опознать его, подумать о нём и т. д., хотя на самом деле его там не было, там был какой-то другой предмет!

Мы содержим в себе все эти образы в заготовленном виде, а то, что мы воспринимаем, лишь побуждает нас активизировать образы, которые в нашей голове уже есть.

Никакой корректирующей информации, которая бы позволила вам заметить, что вы «обознались», тут практически нет: что вы себе вообразили, как вы себе всё объяснили — то вы и думаете, так вы это и «воспринимаете».

Иванов совсем не умер, а был уволен в отставку за то, что голова его, вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности в их употреблении), перешла в зачаточное состояние.

Понятно, что карта — это всегда и неизбежно только карта. Она неполна, в ней всегда есть какие-то неточности, а ещё её нужно уметь читать.

Вокруг нас огромный мир, но даже если у вас есть карта всего этого мира, вы только там, где вы находитесь, видите только то, что вы видите, и движетесь ровно туда, куда вы движетесь.

Но наивно думать, что эволюция, которая изготавливала нас для вполне определённых целей выживания в дикой природе, оснастила нас интеллектуальным аппаратом, способным решать любые задачи. Скорее всего, это не так. И мы должны быть предельно внимательны к своей ограниченности.

Так что, хотим мы этого или нет, мы всегда находимся в зоне эксперимента. Мы исследователи, а наши модели реальности — это тот способ, которым мы можем шаг за шагом продвигаться дальше.

Для человека нет ничего более интересного в мире, чем люди.

Всякие наши представления о собственном величии объясняются лишь нашей же невероятной ограниченностью.

Без других людей ни один из гениев человечества не представлял бы собой ничего экстраординарного.

Каждая такая группа объединена специальным языком и установленными в ней социальными играми, а вовсе не тем, что все эти люди фактически друг друга знают и находятся друг с другом в непосредственных отношениях.

А они мыслят и, поверьте, делают это блестяще! Мы не замечаем этого просто потому, что подходим к ним с нашей языковой и социальной меркой.

Человекообразные обезьяны демонстрируют куда более высокий уровень действительной социальности и сложности социальных отношений, чем обезьяна, называющая себя «человеком».

Мы находимся в виртуальном мире, где единственное табу — реальная жизнь.

С этим «дефицитом» нам и помогают справиться зеркальные нейроны. Вот что происходит: другой человек совершает некие действия, а ваш мозг абсолютно автоматически мысленно воспроизводит те же самые движения.

Другой человек улыбается или, напротив, смотрит на вас пристально, исподлобья, а, может быть, морщится, куксится или играет желваками. Зеркальные нейроны, реагирующие в этот момент, помогают вам как бы оказаться на его месте — понять, что он чувствует.

Когда же, благодаря зеркальным нейронам, вы мысленно воспроизводите те или иные мышечные движения другого человека, вы действительно начинаете ощущать то, что он чувствует.

Человек, страдающий аутизмом, неплохо ориентируется в мире вещей, но в социальном мире он полный профан. И не потому, что он недостаточно хорошо понимает людей, а потому, что он не понимает, что они живые, то есть чувствующие и думающие существа.

Эта удивительная и крайне важная для выживания социальных животных способность думать о сородичах как о субъектах, преследующих свои цели и желания, думающих и чувствующих, обусловлена работой зеркальных нейронов.

Мы не смогли бы мыслить так, как мы мыслим, если бы не знали языка, а язык — это социальная производная. Он и возник как средство коммуникации между нашими далёкими предками, и обучаемся мы языку тоже благодаря другим людям, а не самопроизвольно.

Мышление — это формирование «идеальных» представлений о чём-то, что происходит в окружающем нас мире.

Весь наш социальный мир (и именно этим он отличается от социальности других животных, живущих в стаях) — это одна сплошная «идеальность».

Живём мы, конечно, в физическом мире, но наше сознание — то есть всё, что мы думаем, чувствуем, переживаем, будучи производным физически существующего мозга, — относится к миру «идеального».

Да, ваши модели реальности в определённом смысле вполне реальны, но есть ещё и реальность, моделью которой они являются. И ни одна модель реальности не схватывает всю реальность целиком — всегда что-то остаётся за кадром.

Человек — это социальное животное.

Когда мы сознательно решаем какие-то задачи, наш мозг снижает активность в медиальной префронтальной коре, которая помогает нам понимать других людей, в латеральной теменной коре, в коре задней части поясной извилины, в энторинальной коре...

Во-первых, так называемая «сеть выявления значимости» (СВЗ), она обеспечивает нам возможность сосредотачиваться на конкретной интеллектуальной задаче...

Во-вторых, «центральная исполнительная сеть» (ЦИС), которая отвечает за нашу познавательную функцию — обработку получаемой информации.

«Предоставленный самому себе, человеческий мозг естественным образом включается в размышления о социальных отношениях».

Короче говоря, мы постоянно думаем о других людях, и за эту работу, как выясняется, отвечает огромный отдел нашего мозга. Точнее даже сказать — множество отделов нашего мозга, вся его объёмная дефолт-система.

Во-первых, вы думаете всё это, сами того не желая: этот наш мыслительный процесс происходит спонтанно, а не потому что вы решили о чём-то подумать, заняли позу мыслителя и намеренно «задумались»;

Во-вторых, вы именно думаете — это настоящая интеллектуальная работа: вы анализируете соответствующие ситуации, строите модели других людей, придумываете собственные ходы и решения.

Но на самом деле лобные доли — это в большей степени наш тормоз, нежели интеллектуальный ресурс.

Короче говоря, мышление — это не просто лобные доли. За мышление отвечает как раз та самая дефолт-система мозга.

Таковы и отношения нашего мозга с тем,что мы считаем своим «сознанием»: в мозгу происходит неисчислимое множество процессов, он постоянно что-то просчитывает продумывает, а мы вяло осознаём лишь по одной штуке в единицу времени.

Это значит, что когда включается одна из них, например, сеть выявления значимости (СВЗ), то другая — например, центральная исполнительная сеть (ЦИС), — тормозится.

Дефолт-система мозга (ДСМ) «спорит» не только с центральной исполнительной сетью (ЦИС), но и с сетью выявления значимости (СВЗ).

Режимы мозговой активности: • непосредственное восприятие, интеллектуальной сосредоточенности или медитации (СВЗ); *познавательной деятельности, оценивая и анализируя внешние стимулы (ЦИС); *«блуждая» и прокручивая в голове сложные интеллектуальные объекты (ДСМ).

Там, где мы раньше искали взаимосвязи между элементами ситуации, теперь мы ищем объяснение в своих собственных языковых конструкциях — установках и мнениях, которыми мы всё себе объясняем.

Если мы что-то назвали словом, нам «всё понятно»: можно моментально выключить познание и действовать на автопилоте по однажды заготовленным шаблонам.

За такой короткий по меркам эволюции срок в нашем мозгу просто не могла появиться специальная область, отвечающая за то мышление, которым обладает современный человек и которое отличает нас от других высших приматов.

Матрица построения нами карт любого аспекта реальности создаётся на основе матрицы социальной реальности, которую мы формируем в своём мозгу, пока растём, воспитываемся и реконструируем сложные «идеальные» отношения других людей в нашем окружении.

Так уж устроены наш мозг и сама наша социальность: мы склонны верить большинству и находить «доказательства» тому, во что это большинство верит.

Гениальность и успех — это ещё не синонимы, но если что-то становится очень успешным, то мы предпочитаем считать автора этого «шедевра» «гением».

Неслучайно другое: все безусловно выдающиеся люди отличаются удивительной способностью «видеть других людей». В каком-то смысле все они — «социальные маньяки».

Кто-то из «гениев» по-настоящему любопытен — ему другие люди реально очень интересны, он думает об их отношениях, о том, что стоит за их поступками, чем они мотивированы и т. д. Это, так скажем, «хороший» вариант «социальной озабоченности».

Есть и другие варианты «гениальности», например, параноидный. Такой «гений» постоянно чувствует себя в эпицентре самого настоящего заговора. Он думает о других людях вовсе не потому, что они интересны ему сами по себе, а потому, что ему кажется, что все они что-то в отношении него замышляют.

Есть истероидный тип «гениальности». В данном случае человек озабочен вниманием — ему важно произвести впечатление на всех и каждого, от любого встречного-поперечного добиться признания, восторгов и обожания.

Маслоу, который целенаправленно изучал «гениальность», выделил другой тип «гения» — близкий к своего рода «святости». Это «гении», которые действуют самоотверженно. Другие люди для них — не средство, а цель. Они готовы отказаться от своего эго, лишь бы другим было лучше.

Само использование повествовательной организации логически предполагает непреодолимый субъективный фактор.

У вас получится история — с главным героем, сюжетными линиями и отдельными событиями, включёнными в единую цепь повествования.

Мы не можем думать о каком-то событии в отрыве от контекста: от других событий, которые ему предшествовали, и тех, что за ним последовали. Поэтому связывать факты в истории — это, наверное, неплохой план.

Да, у нас есть множество историй о себе: одну мы рассказываем незнакомым людям, другую бережём для близких друзей, третью-доверяем родителям, четвёртую — вторым половинам, пятую — психотерапевту, и так далее.

Мы узнаём соответствующий смысловой паттерн, а дефолт-система нашего мозга разворачивает на его основе целый спектакль, который мы буквально видим «внутренним взором» внутри собственной головы.

Наши собеседники не слышат, что происходит у нас в голове, а мы не знаем, что происходит в их головах (хотя, как правило, и не замечаем своего незнания). Поэтому вам может казаться, что вы «всё так ясно и понятно изложили» (вы же видите свой «смысл»!), а вас не поняли и увидели в вашем рассказе другой «смысл».

У нас одинаковые мозги, и то, как они складывают события в рамках некого повествования, — это универсальная вещь.

И по-другому у нас просто не получается — за что ни возьмись, у нас тут же возникает в голове история. Мы увидим в ней какой-то «смысл» — или анекдотичный, или трагический, или ещё какой-то — на своё усмотрение.

То есть о чём бы мы ни думали, мы всегда выдумываем какую-то историю, которая — уже сама по себе — и рассказывает нам, как её надо понимать.

У шизофреников, чей мозг производит бред и галлюцинации, дефолт-система мозга разогнана до предела, а у аутистов, которые вообще не могут связать информацию о событиях окружающего мира в единую историю, она едва теплится.

Приглядитесь внимательно к тому, что вы любите, посмотрите на подноготную этой любви — и вы узнаете, из-за чего вы страдаете больше всего.

Отсюда понятно, что мы заложники уже существующих в нас «историй». Можете называть их как угодно — «тенденциозностью восприятия», «предрассудками», «невротическими комплексами». Сути дела это не меняет — они нас слепят.

Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.

Каждый человек, которого вы знаете, — это история: набор каких-то фактов, объединённых общим нарративом. Если вас спросить про вашего друга, вторую половину, коллегу или начальника, вы тут же начнёте рассказывать историю. Более того, в вашей голове прокрутится целый фильм про этого человека!

Выяснилось, что здесь действует строгая математическая закономерность: чем больше объёмы коры мозга у конкретного вида приматов, тем бÓльшие по количеству участников социальные группы они создают.

Таким образом, выяснилось, что наши с вами мозги рассчитаны на стаю размерами от 150 до 230 особей (по имени исследователя это число и получило название «число Данбара»).

Таким образом, в нашем мозгу действует естественное ограничение на количество историй про «других людей» — 150–230. А вот «толпу» бÓльших размеров мы в себе буквально нейрофизиологически выдержать не можем.

Для выполнения задания вам понадобится два стандартных блока стикеров (обычно они по сто штук каждый) и два дня исследовательской работы.

Во-первых, кто-то из героев ваших «блужданий» может оказаться для вас самым настоящим сюрпризом. Так бывает, что человек, с которым вас вроде бы ничего «особенного» не связывает, западает вам в голову, и вы то и дело о нём почему-то вспоминаете.

Во-вторых, какая-то часть вашей стаи может оказаться совсем виртуальной. Допустим, например, что вы фанатеете от какой-то музыкальной группы. Её лидер, если вы время от времени думаете о нём как о человеке (а не просто о том, что какая-то его песня вам нравится), — член вашей стаи.

И третий нюанс: люди в нашей голове, как правило, не живут поодиночке. Если вы знаете кого-то, то этот кто-то обязательно рассказывает вам про кого-то ещё. Если вы этого «кого-то ещё» запомнили и он регулярно всплывает в вашей памяти, он тоже отдельный персонаж вашей стаи. Имеет право на стикер.

Теперь будет неплохо, если вы сядете за большой стол и разберёте свои стикеры на группы (кучки). Только, пожалуйста, не действуйте формально: мол, эти вот с работы, это — домашние, а это друзья по онлайн-общению.

Забегая чуть вперёд, скажу: большие группы — это максимально сложные интеллектуальные объекты, которые самопроизвольно собирает ваш мозг. Так что, когда вы решаете какую-то интеллектуальную задачу, у вас есть ровно такое количество сот для заполнения их необходимыми данными.

Нарратив, как мы уже выяснили, служит нам для создания «иллюзии понимания». Его задача не в том, чтобы дать объективную оценку действительнсти, а только в том, чтобы уловить «суть» и создать на базе этого «общего понимания» конкретную инструкцию для частных случаев.

Экономика должна быть экономной, поэтому логику, которой пользуется наш мозг, понять можно — он хочет всё свернуть до ясных и понятных инструкций.

Недостающее звено между животными и настоящим человеком — это, по всей видимости, мы и есть.

Важнейшим инстинктом выживания стайных животных является инстинкт самосохранения группы (или, как его ещё называют, иерархический инстинкт), тесно связанный с индивидуальным инстинктом самосохранения и половым инстинктом.

На каждого там как бы заведена специальная карточка, «личное дело». И эта «карточка» — это отдельный интеллектуальный объект, то есть сложный нейрофизиологический комплекс (паттерн), состоящий из множества компонентов.

Если мы внимательно приглядимся к тому, что происходит, например, в стаях гиен, львов и крупных приматов, то увидим, что порядки там царят, мягко говоря, отнюдь не самые гуманные. Точнее сказать, там действует абсолютное право силы, полный контроль старшего над младшим.

Честно говоря, когда знакомишься с этими работами и путевыми книгами, оторопь берёт: убийства, кровная месть, бесконечная сексуальная агрессия, каннибализм, постоянные междоусобные войны.

Современная организация общества, где подавляющее большинство людей следуют набору правил и чтят закон, позволяет нам расслабиться: мы почти не рискуем оказаться в ситуации, угрожающей нашей жизни.

Животные, неспособные думать о своих сородичах абстрактно (используя языковые средства) и соблюдать столь же «абстрактные» нормы морали, вынуждены постоянно удерживать социальную ситуацию в поле своего активного внимания. Если животное «зазевается», «замечтается», то ему несдобровать.

Но разница есть: другие животные удерживают в поле своей «мысли» реальных персонажей (посчитанных), а мы же — придуманных, оторванных от реальности, абстрактные нарративы.

Мы оторвались от реальности, сделали её копию в своей голове и взаимодействуем уже с ней, а не с тем, что происходит на самом деле. Да, это приводит к ошибкам, но в условиях «культуры» это не так опасно.

То есть мы с лёгкостью можем играться со своими «другими людьми» в собственной дефолт-системе мозга, дорисовывая их так, как нам нравится или почему-то нужно.

Но это уже другого рода игра: истинные желания вполне понятны, но спрятаны и лишь подразумеваются. Каждый из участников может нарисовать у себя в голове всё что угодно: девушка — рыцаря на белом коне, влюблённого в неё до потери сознания, юноша — будущую оргию с привлечением подружек.

В какие бы игры ни играли люди, они остаются животными. Не в том смысле, что они «звери» и т. д., а в том, что мозг наш — это биологический объект, который подчиняется определённым законам, сформированным эволюцией задолго до появления нас как вида.

Собственно, в этом всё дело: конфликты внутри групп животных — это способ выталкивания представителей своего вида на новые территории, а то и вовсе в ареалы обитания.

Как показал Конрад Лоренц, внутривидовая агрессия является инстинктивной реакцией, которая автоматически возникает у каждого из нас, когда мы сталкиваемся с представителем своего вида.

Во-первых, надо учесть, что за зевоту отвечают зеркальные нейроны. Получается, что они обладают некой избирательностью — на поведение знакомых людей наши зеркальные нейроны реагируют интенсивнее, чем на поведение тех, кого мы едва знаем.

Во-вторых, мы знаем, что функционирование зеркальных нейронов взаимосвязано с работой дефолт-системы мозга (за это нужно поблагодарить исследователей аутизма), а сама дефолт-система отвечает за построение образов тех самых знакомых нам людей.

Мы думаем, что мы взаимодействуем с другими людьми, строим с ними отношения, а потом ещё и «выясняем» их. В действительности же мы лишь наблюдаем за тем, как это делает наш мозг.

Чтобы двигать познание вперёд, теория должна поначалу быть контринтуитивной.

Антропологи уверены, что численность стабильных сообществ наших предков во всех уголках планеты колебалась в районе 80–100 особей (критическое количество — двести, дальше племя уже распадалось).

Однако же, если численность группы по тем или иным причинам увеличивалась, это почти всегда приводило к напряжённому внутреннему противостоянию внутри племени.

Когда других людей в нашей стае (группе, племени) определённое количество — условно говоря, до двухсот штук (а лучше — сто), мы всю эту конструкцию взаимоотношений ещё как-то держим в голове. Больше — нет, не можем.

Таким образом, они как бы сообщают друг другу, с одной стороны, о своей силе и мощи, с другой — о готовности направить эту силу на внешние угрозы, чтобы защитить друг друга.

«От любви до ненависти — один шаг» — это, как выясняется, вовсе не просто литература, а выражение нашей действительной природы. С другой стороны, загадочна сама эта наша невероятная готовность превращаться в стаю!

Да, в нашей голове находятся не люди как таковые, а просто специфические нейрофизиологические комплексы (как программы для открытия файлов на компьютере), которые и позволяют нам думать о других людях.

По мере нашего взросления мы учим свой мозг собирать образы других людей. Мы как бы «программируем» свою дефолт-систему, чтобы в ней были разные способы думать о других людях.

Именно эти программы и отвечают в дальнейшем за создание и развёртку образов других людей, с которыми мы повстречаемся на своём жизненном пути.

Если вам в молодые годы доводилось общаться с интересными, умными и сложными людьми (причём не просто общаться, а быть с ними в тесных и напряжённых псих отношениях), то ваш мозг создал «программы» для развёртки очень сложных и многоаспектных человеческих образов.

Чем меньше репертуар таких «программ», тем однообразнее будут казаться вам другие люди. Вы будете ловко вешать на них те или иные «ярлыки», не заботясь о том, что в действительности они, мягко говоря, несколько сложнее.

«Люди в нас» сменяют друг друга, занимая уже существующие в нашей дефолт-системе нейрофизиологические комплексы.

Про человека, о котором вы думаете сложно, много и разное, вам трудно рассказать непротиворечивую историю — слишком много фактов, слишком многоаспектны ваши отношения с ним. Вот он-то и сидит у вас в первом ряду.

Про тех же, о ком думаете лишь по необходимости, потому что «много с ними проблем», вы истории складываете быстро и ловко. Именно им отведены места в бельэтаже и на галёрке — вроде и в зале, но не особо и разглядишь.

Прислушайтесь к другим людям. Они очень мало говорят по делу, иногда травят какие-то байки или сплетничают, но в остальном наша речь — как внешняя, так и внутренняя (то, что мы думаем про себя) — состоит из трёх мыслей-паразитов: оправданий, фантазий и мечтаний.

Что такое «оправдания»? Нам кажется, что человек нам просто что-то рассказывает, а на самом деле он описывает ситуацию так, как ему это удобно и выгодно. То есть он находит оправдание своему поведению, объясняет его так, чтобы его решения выглядели правильными и справедливыми.

Допустим, что ваш друг рассказывает вам об отношениях со своей второй половиной, которые «зашли в тупик». Вы можете думать, что это просто история, а можете быть умнее и отнестись к этому как к тенденциозному подбору фактов.

Так что, если вам описывают ситуацию (или вы сами это делаете), важно понимать: к чему ведёт рассказ, какое своё решение — прошлое или будущее — человек пытается таким образом оправдать.

Что такое «фантазии»? Прислушайтесь к тому, что люди говорят о своём будущем. Сколь бы милым и замечательным ни казался вам повод, как правило, эти мысли (высказывания) документируют то, чего человек на самом деле боится.

Так устроена наша психика, что, когда мы заглядываем в будущее, она окружает его возможными опасностями. Точнее — нашими проекциями, то есть страхами, которые мы проецируем из нашего прошлого в наше воображаемое будущее.

Короче говоря, если вы знаете, о чём и как фантазирует другой человек (или вы сами), вы получаете уникальный доступ в его святая святых — к его страхам, о которых люди обычно не любят распространяться.

Когда человек говорит, что у него что-то болит, и ему нужно пройти медицинское обследование, речь идёт о его страхе за здоровье. Когда он говорит, что не знает, куда поехать в отпуск, он рассказывает о том, что прошлый отпуск был не таким уж удачным, и он боится снова попасть впросак.

Обычно мы отмахиваемся: мол, да, конечно, хорошая идея пройти обследование, выступить с докладом, с кем-то повстречаться! Но если вы проявите чуть бóльшую чуткость, то узнаете человека, с которым находитесь в отношениях, куда лучше и сможете понять его.

Вероятно, и он это оценит, и вам будет польза — всегда лучше понимать, чем пребывать в иллюзии понимания.

Что такое «мечты»? Было бы прекрасно мечтать о чём-то замечательном. Но наша психика не большой специалист по таким мечтам. Она или фантазирует на предмет несчастий и проблем, или мечтает о том, что недоступно, а это уже вызывает стресс другого рода — разочарование, раздр-сть и депрессию.

Впрочем, как правило, эти мечты выражаются раздражением и недовольством: «Почему он так со мной поступает?! Разве нельзя по-другому?!» или «На работе ужасно! Платят мало!».

Вы думаете, это просто оценочные суждения, просто брюзжание? Нет, это тайные мечты — о других отношениях, о другой работе, о другой жизни и т. д.

Правда лежит у нас перед носом, а люди всё время говорят правду. Только мы не умеем её читать, а они говорят о ней, когда думают, что говорят о чём-то другом.

Впрочем, это работает только в том случае, если мы подключаем к этой работе свою дефолт-систему мозга — то есть не впадаем в досужие размышления, не прибегаем к рационализации и не «блуждаем» где-то далеко-далеко.

Признак первосортных мозгов — это умение держать в голове две взаимоисключающие мысли одновременно, не теряя при этом способности мыслить.

Мы думаем, что это мы думаем, но наше мышление — это лишь производное мозга. А повлиять на корову, колдуя над её молоком, — затея, на мой взгляд, как минимум странная.

Поэтому любые «техники», обещающие нам развитие мышления как такового, — это сущей воды профанация.

Наличие конкр. интел. навыков — это ещё не владение мышл. как навыком. Если в нас думает не какое-то абстрактное «я», кот-го в природе не существует, и не какое-то миф. «сознание», которого тоже нет, а сам наш мозг, то вопрос управления собственным мышлением является практ. неразрешимым.

Мы формируем в себе навык построения сложных отношений с другими членами нашей группы и их образов в нашем внутреннем психичeском пространстве, а затем используем эти «программы» для просчёта любых других данных о реальности, которые только можем получить.

Если ожидаемых изменений в реальности не происходит, то или реконструкция ситуации не верна (не отражает наша карта фактической территории), или техники — барахло.

Первый этап. Мы сталкиваемся с некой неизвестной нам ещё реальностью и должны что-то в ней изменить (именно для этих целей мышление нам и нужно). Дальше мы проделываем одно и то же несколько раз. Ровно до тех пор, пока мозг не выработает соответствующий автоматизм.

Второй этап. Мы понимаем, что наш мозг научился собирать какие-то интеллектуальные объекты , помогающие нам что-то менять в реальности, как-то на неё воздействовать, получая желаемый результат. Теперь, следуя по этим «хлебным крошкам», нам нужно увидеть внутренние отношения и силы этой самой реальности.

3 этап. Теперь в простран. нашего мышл. уже существует объёмная реконстр. реальности. Это лишь её «карта», но она уже проверена и опробована. Соответственно, мы должны выработать некий набор ключей, помогающих нам на постоянной основе соотносить реальность и нашу модель реальности.

Четвёртый этап. Отработав однажды этот алгоритм, мы рискуем оказаться заложниками собственной схемы. Путь один — сомнение в очевидности. Когда у нас всё начинает складно и ладно получаться, мы склонны уверовать в свою правоту и непогрешимость, а также в знание истины.

Если мы найдём способ усомниться в исключительной правильности выбранного нами пути (того способа, которым мы до сего момента реконструировали реальность), то мы неизбежно обнаружим новые факты, которые до сих пор скрывались от нас.

Хороший врач ставит диагноз, руководствуясь как изображениями, так и числами. Учёные должны научиться действовать так же.

В какой бы области мозга мы ни оказались — в зрительной коре или в слуховой, в области двигательных или речевых центров — все клетки будут «на одно лицо».

Поэтому нашему мозгу на самом деле совершенно наплевать, с чем мы в реальности имеем дело — всё, что в него попадёт, он просчитает согласно сформированным в нём шаблонам (взаимосвязям нервных клеток, нейрофизиологическим комплексам, «программам»).

То есть эти зоны состоят из соответствующих «программ» — визуализации, озвучания, создания телесных ощущений, боли, вкуса, эмоций и т. д. Подайте на них сигнал — и они вам его представят в соответствующем виде. Практически любая такая «программа» является сформированной в опыте.

Короче говоря, мозгу совершенно всё равно, что там «снаружи». Он представляет собой очень мощный расчётный сервер, в котором сформировано множество программ на самые различные случаи жизни.

Задача нашего мозга — создавать модель реальности, а люди ли скрываются за этими моделями (они ли картируются) или какие-то предметы, идеи или виртуальные сущности — ему совершенно безразлично.

Нам кажется, что наша жизнь богата и разнообразна. На деле же вся она нарисована нашим мозгом, его «программами». Внутри же него самого — тихо и темно, как в могиле.

Непротиворечивыми нам кажутся только те теории, которые касаются мира, к которому природа эволюционно подготовила нашу с вами психику.

Удивительным и парадоксальным является тот факт, что мы не можем заставить своё мышление нас слушаться. Оно работает само по себе — в тканях нашего мозга, а наше сознание лишь свидетельствует его, осознаёт какие-то результаты этой работы.

И каждый элемент этого нашего мира — хоть зрительный образ этой страницы, хоть звук, который вы только что услышали, хоть мысль, которую вы подумали, — это интеллектуальный объект, то есть нечто созданное вашим мозгом.

Это принципиально важно понимать: вы, о чём бы ни шла речь — о зрении, слухе, ваших чувствах или представлениях — всегда имеете дело с интеллектуальными объектами, то есть с продуктом работы соответствующих программ мозга.

Всё, с чем мы имеем дело — это работа интеллекта, корковых отделов, тех самых кортикальных колонок, и всё это — наше мышление. Самое настоящее мышление — как оно есть, а не то, что мы обычно ошибочно считаем своим «мышлением».

Как здорово, что мы столкнулись с парадоксом. Теперь появилась надежда на развитие.

Парадокс мышления: Во-первых, нам кажется, что мы думаем (и в каком-то смысле это действительно так), но на самом деле наше мышление (создание мозгом интеллектуальных объектов и их взаимодействие друг с другом) происходит само по себе.

Парадокс мышления: Во-вторых, нам кажется, что мы мыслим разное о разном, но наш мозг всегда использует одни и те же схемы и шаблоны (способы сборки интеллектуальных объектов), которые в нём уже есть.

Парадокс мышления: В-третьих, нам кажется, что мир вокруг нас состоит из «живого» и «неживого», или, «людей» и тд, или «теор знаний» и «физ опыта», и «смыслов». Это не так. Ведь это лишь частные харак-ки инт объектов. Для мозга же один инт объект ничем не отличается от другого — и в том случае программа, и в этом.

Парадокс мышления 4: Нам кажется, что есть некое мышление, а есть что-то другое — напр., восприятие, память, вообр., чувства и т. д. Но тк весь мозг устроен по одинак. принц. (все нерв. клетки одинаковы, а способы их взаимод. универ.), то любой псих. процесс есть мышление, ведь он предст. собой сборку интел. объектов.

Нам кажется, что у нас есть мышление — как способ решения жизненных задач, и другие (не мыслительные) психические процессы: воспоминания, мечтания, переживания и т. д.

Ещё раз: развиваясь в социальной среде, мы обучили свою дефолт-систему мозга строить максимально сложные для каждого из нас интеллектуальные объекты.

Мне нужны какие-то лекала, какая-то схема, в которую я и впихну все свои знания о Солнечной системе. А мое социальное знание — кладезь таких схем! В нём есть модели на все случаи жизни.

Весь мир вокруг нас (по крайней мере, как мы воображаем его внутри собственной головы) антропоморфен.

Теперь, когда мно-во этих прог создано, мы пользуемся ими — для обучения и понимания абстрактных, теоретических вещей, для построения своих представлений о мире и его устройстве, для решения бытовых задач — хоть ремонт квартиры, хоть создание бизнес-плана, хоть подбор комплекта одежды на «выход в свет».

Существует множество мифов, касающихся способности мозга запоминать всё, с чем мы сталкиваемся в жизни. Но это совершенно не так.

«Учёные», которые распространяют подобные глупости, исходят из примитивной математической модели: мол, если посчитать всё нервные клетки и все связи между ними, то получается, что наш мозг способен запомнить огромный массив информации. Но «может» — не значит запоминает.

Во-первых, в этом нет никакого эволюционного смысла. Для эволюции важно, чтобы мозг научился выявлять закономерности, а не запоминал мельчайшие подробности ситуации. Его задача - выделять главное из информационного шума, а не фиксировать его наличие.

Во-вторых, это просто неверно с точки зрения нейрофизиологии. Столь значительный объём нервных клеток и связей между ними нужен мозгу для дублирования, для проверочных расчётов. Как показывают современные исследования, мозг — мастер резервного копирования важной для него информации.

В-третьих, если бы мозг был просто огромным хранилищем данных, то повреждение какой-либо его части неизбежно бы приводило к выпадению конкретных воспоминаний, но этого не происходит.

В результате черепно-мозговых травм, инсультов и онкологических заболеваний человек может потерять способность оперировать информацией, но он не теряет саму эту информацию.

Информация, которая хранится в коре вашего мозга, находится, так сказать, в разобранном виде — где-то зрительные пазлы, где-то слуховые, где-то осязательные, где-то значения тех или иных слов и т. д., и т. п.

Соответственно, когда вы хотите вспомнить, какие яблоки вы ели на прошлой неделе, вам нужно будет из всего этого богатства пазлов собрать некий образ — формы, цвета, запаха, тактильных ощущений, вкуса и т. д. Как же это происходит?

Если вам нужно что-то вспомнить, активизируется соответствующая клетка гиппокампа, которая помнит о том, что «что-то такое было». То есть сами по себе эти клетки не хранят информацию о событии, они выполняют роль своего рода поисковой строки в интернете.

У вас активизируется определённая клетка гиппокампа, имеющая множество связей с «вышестоящими» структурами мозга. Она, можно сказать, посылает им запросы и получает множество ответов от этих структур. В этом процессе и происходит воссоздание воспоминаний.

Это очень важное обстоятельство. Информация, которая хранится в корковых отделах нашего мозга, постоянно видоизменяется: что-то добавляется, обновляется, перестраивается, возникают новые связи и т. д.

Впрочем, рассказал я об этом вовсе не для того, чтобы прояснить для вас вопросы организации нашей памяти. Это наглядная иллюстрация базового принципа работы мозга — он всегда собирает, производит интеллектуальные объекты, а не хранит их в готовом виде.

Мы с вами постоянно присваиваем другому человеку какие-то специфические черты, характеристики, особенности. Мы считаем эти черты его атрибутами, его «внутренними качествами».

И когда нам надо объяснить себе тот или иной поступок человека, мы уверены, что причина именно в том, «какой он». Впрочем, тут есть хитрость...

В действительности же, как показывают эксперименты социальных психологов (а их было проведено огромное множество), наше поведение определяется не тем, какие мы, а тем, в каких обстоятельствах мы оказываемся.

Вот почему наши представления о «личностных качествах» человека принципиально ошибочны, и они никак не помогают нам правильно предсказать его поведение в той или иной ситуации.

Конечно, это выглядит нелогично и непоследовательно, но что поделаешь — мы так устроены. Мы хитро играем «личными качествами» и «обстоятельствами непреодолимой силы».

Если нам везёт — мы поступили в престижный вуз, нашли себе замечательную пару, заработали кучу денег, — это результат наших заслуг, усилий, личностных качеств и т. д. Если нам не везёт — образование не задалось, в личной жизни швах, а денег до зарплаты не хватает, — то в этом, конечно, повинны внешние причины.

Забавно, что, оценивая других людей, мы, как правило, избираем прямо противоположную стратегию: если везёт — то «везёт», а если не везёт — «сам виноват».

Мы полны бессмысленных и фундаментально ошибочных атрибуций сверху донизу: «пьют только слабовольные», «насилуют тех, кто сам провоцирует насильника», «от мошенников страдают только доверчивые», «в бога верят лишь наивные люди». На самом деле всё сложнее.

Да, наше поведение формально определяется и «внешними», и «внутренними» факторами. Например, вам сказали что-то обидное (внешний фактор), но важно ведь и то, какой у вас «порог обидчивости» (внутренний фактор). Если он низкий, то вас можно обидеть чем угодно; если он высокий, то вам всё равно, что они там говорят.

То есть оскорбление, строго говоря, всегда является результатом работы вашего собственного мозга, а не каким-то внешним фактором. Уверен, что вы неоднократно оскорблялись, когда никто на самом деле и не собирался вас оскорблять. Вы сделали это оскорбление себе сами, силами своего собственного мозга.

Так что деление на «внешние» и «внутренние» обстоятельства ситуации является условностью. В действительности мы всегда имеем лишь сборку интеллектуальных объектов в нашей голове.

Дело вовсе не во «всех» фактах, дело в избирательности нашего подхода к фактам. Избирательности, обусловленной ошибочными атрибуциями, а потому мы должны научиться её избегать.

Так что поверьте: всё не так очевидно, как может показаться на первый взгляд. Более того, именно наш «взгляд», страдающий фундаментальной ошибкой атрибуции, и создаёт у нас это ложное ощущение мнимой очевидности.

И в этом всё дело: бесстрастный искусственный интеллект просто не совершает фунаментальной ошибки атрибуции — не додумывает того, чего нет.

То есть дело, конечно, в нашей поспешности — в том, как быстро мы пытаемся ответить себе на вопрос, с чем мы имеем дело. У нас буквально зуд какой-то — сразу всё понять, объяснить и ещё построить планы на будущее. Но об этом чуть позже.

Внимание, ответ: мы являемся своеобразной точкой пересечения, результирующим моментом этих отношений — программой этих программ.

Когда Аристотель говорил, что «человек — это социальное животное», он, кажется, даже сам не подозревал, насколько он зрит в корень. Действительно, мы — социальны, без других людей мы сходим с ума и начинаем разговаривать с призраками и тараканами. Но это ещё не всё.

Мы — результат наших отношений с другими людьми. Они наши реальные обстоятельства, которые и определяют наши мысли, наше поведение, наши реакции и наши решения.

Но это не какие-то реальные люди — к реальным людям мы доступа не имеем. Реальны для нас лишь те программы, которые мы создали, разворачивая в своей голове образы этих людей.

То есть и эти «другие люди», живущие у нас в голове, являются для нас перекрестьем их отношений с другими людьми в нашей голове, а мы сами — результирующая производная всех этих отношений. Таким образом:

*с одной стороны, чем лучше вы знаете, каковы отношения данного человека с другими людьми, тем лучше вы знаете и самого этого человека;

*с другой стороны, вы сами тем сложнее и интереснее, чем больше таких систем отношений построено в вашем мозгу.

Вы можете придумать о своём знакомом любые истории, создать любой нарратив, но вы будете более-менее понимать его только в том случае, если вы знаете, в каких отношениях он состоит с другими людьми.

При этом, создавая некую историю (нарратив), мы становимся заложниками определённого фильтра: теперь факты, которые соответствуют нашей истории, мы видим, а другие, напротив, от нас прячутся.

«Идеальное» — весьма коварная вещь.

«Идеальное», таким образом, как бы и есть, но на условиях нашей с вами взаимной договорённости, а основание это шаткое. Одни верят в одно, другие — в другое, консенсуса достичь невозможно. Всё это приводит к неопределённости, которая физикам и не снилась. Но мы стараемся её не замечать.

Пока на наши представления о мире никто не покушается, и хорошо. Но покушаются ведь постоянно, и мы начинаем свои «мнения» защищать. Мы порождаем массу теорий, «доказывающих» нашу правоту. Но на самом деле они висят в воздухе и ничем не подкреплены.

Конечно, мы можем продолжать: *верить собственным атрибуциям, приписывая явлениям некие чудесные свойства;*считать себя медиумами, способными прозревать сквозь чужую черепную коробку; принимать «идеальное» за некую действ. вещь, на которую мы можем воздействовать физически и которая физически воздействует на нас.

Факты, а не интерпретации — вот что необходимо нашему мозгу. Он должен увидеть структуру — фактические отношения между фактами, их местоположение в общей картине происходящего, а не занудный рассказ, заранее известный нашему подслеповатому и ограниченному сознанию.

Когда вы не ищете «ответов», а смотрите только на факты, вы начинаете видеть значение (силу, влияние) каждого факта в ситуации. И, как правило, этого абсолютно достаточно, чтобы сделать следующий шаг.

Если бы это было так, это бы ещё ничего. Если бы, конечно, оно так и было. Но так как это не так, так оно и не этак. Такова логика вещей.

Однако же, вот что забавно: обезьяны выражали крайнее недоумение, когда происходило то, что кажется невозможным с точки зрения причинно-следственных связей.

Например, они удивленно таращили глаза, когда за ширмой исчезали стакан с водой и яблоко, а оттуда появлялись две половины яблока. Или же когда за ширму отправлялся синий нож и белое полотенце, а обратно возвращалось полотенце синего цвета. Обезьяны понять этого никак не могли.

То есть наше сознание, пользующееся словами и умозаключениями, где-то нам помогает, а где-то, как выясняется, напротив, нас путает.

Так или иначе, но Юм первым провозгласил следующую мысль: между двумя событиями, связанными во времени, не существует причинно-следственной связи, которую мы в ней усматриваем.

То есть, если мы наблюдаем некую связь между двумя какими-то событиями, это, во-первых, не факт (мы можем грубо ошибаться), а, во-вторых, она не такова, как нам кажется (всё на самом деле куда сложнее).

Таким образом, мы устанавливаем «логические» связи не между реальными событиями, как нам кажется, а между своими психобиологическими особенностями, установками, воспринятыми из культуры, и личным опытом.

Происходит, грубо говоря, вот что: наш мозг эволюционно запрограммирован искать причинно-следственные связи, и если он обнаруживает два факта, то он тут же пытается связать их друг с другом.

Благодаря тому же самому сознанию все эти наши объяснения и кажутся нам столь «логичными». Тот, кто должен был исследовать, расследовать и разоблачать, напротив, стал прятать, игнорировать и покрывать.

Несколько лет назад одна из аудиторских компаний большой четвёрки (KPMG) обнародовала результаты своего сенсационного исследования. После анализа результатов слияния и поглощения семисот крупных бизнес-компаний выяснилось, что лишь в 17% случаев этот шаг привёл к росту стоимости их акций.

Впрочем, это дело не возраста, а принципов работы мозга. Когда человек мыслит в причинно-следственной парадигме: «если я сделаю то-то, то будетто-то», вероятность ошибки, как мы видим, слишком велика.

Мозг думает то, что он думает. А мы — как одно из его производных — эту его работу свидетельствуем. Ну и получается вроде как, что тут уж как кому повезло: если твой мозг по каким-то причинам научился думать хорошо — то поздравляем, а нет — тогда прости, не в этот раз.

Хотели мы этого или нет, но в процессе своего воспитания и взросления мы были вынуждены строить достаточно сложные модели других людей в дефолт-системе своего мозга. Конечно, у кого-то они получились посложнее, у кого-то попроще, но нельзя забывать о главном принципе организации коры головного мозга — это же матрёшка!

Понимая, что всякая единичная «причина» — это иллюзия, мы можем сознательно поставить перед собой задачу найти другие факторы (обстоятельства), влияющие на положение дел в той или иной ситуации.

Теперь, как бы складывая эти отдельные кейсы друг в друга, мы можем увидеть ситуацию в целом, ну или, по крайней мере, в куда большем объёме.

У меня, должно быть, громадный запас ума: чтобы им пораскинуть, иногда нужна целая неделя.

Наш выдающийся соотечественник, нейрофизиолог Александр Романович Лурия, создал и обосновал теорию «функциональных блоков мозга»:

*первый блок является энергетическим, то есть он производит психическое напряжение (клетки ретикулярной формации, лимбическая система и т. д.);

*второй отвечает за переработку поступающей извне информации (зоны корковых анализаторов — зрительного, звукового, кинестетического и т. д.);

*а третий, к которому как раз относятся лобные доли, обеспечивает «программирование, регуляцию и контроль сознательной психической деятельности».

Действительно, лобные доли играют определяющую роль в формировании целей и задач, а также в разработке планов на будущее. Они координируют наши знания и умения, ведут нас к ожидаемому результату, а потом ещё информируют нас о том, что с поставленной задачей мы справились.

Реальность была намного проще и печальней. Гуляющие пациенты заходили в двери просто потому, что двери там были.

Наши лобные доли действительно являются своеобразным «тормозом мозга». Когда вы встречаетесь с тем или иным внешним стимулом (например, видите перед собой дверь), вы можете отреагировать на него готовым автоматизмом — мол, видишь дверь, входи! Но дальше возможны непредвиденные проблемы...

Лобная кора учитывает те факты, которые может учесть, чтобы принять правильное решение: условно говоря — входить или не входить? Если результат этого «просчёта» соответствует нашим потребностям и желаниям — милости просим! Если нет, или возможные риски слишком велики, то обходим дверь стороной.

Первый и главный принцип он назвал «принципом удовольствия», второй (потому что он появляется позже, по мере нашего взросления) — «принципом реальности».

То есть мы, испытывая желание, должны понимать, что существуют и риски, потому что реальность — штука жестокая. Если вам кто-то понравился в сексуальном плане, то тут же набрасываться на него/неё — не вариант. Надо учесть реальность — то есть все обстоятельства дела, существующее, так сказать, положение вещей.

«Принцип реальности» — это торможение влечений и создание обходного пути. То есть речь идёт, по сути, о работе лобной коры. Если с её помощью мы учтём массу дополнительных фактов, то сможем выстроить более успешную поведенческую стратегию и получим то, чего хочет наш «принцип удовольствия».

Чем больше фактов вы учитываете, тем дольше вы будете думать над задачей. Неслучайно мой преподаватель по судебно-медицинской экспертизе — старый академический профессор — любил повторять: «Настоящие гении — тугодумы!». А судебно-медицинским экспертам можно верить, они в этом понимают.

Но всё не так просто. Ребёнок, находящийся в лаборатории Мишела, вовсе не тормозит своё влечение, напротив, он активизирует работу мозга — создаёт в нём зоны дополнительного возбуждения. И эти дополнительные напряжения мозга входят в конфликт с его желанием, которое тоже представлено теперь в его лобных долях.

Тут человек скорее думает, что он думает, а в действительности просто вываливает на-гора первое, что пришло ему в голову. Как объясняет Канеман, мозг предпочитает идти по самому простому пути: он как бы обходит проблему и подменяет настоящий вопрос более простым, лёгким, лежащим поблизости.

Медленный, осознанный, произвольный способ думать требует от нас внимания, концентрации, интеллектуального напряжения и временных затрат.

Не остановившись, не взяв паузы, мы не можем думать. Если, конечно, понимать под этим словом то, что действительно является интеллектуальной деятельностью.

Но вряд ли нам следует сомневаться в способности к самоконтролю ноблауреата. Проблема, которую описывает Канеман, — это проблема нашего с вами мышления: сталкиваясь с неизвестным, наш мозг мучительно пытается перепрыгнуть на что-то ему уже знакомое, понятное, не требующее дополнительных интеллектуальных усилий.

Так, по данным британских психологов Нилли Лави и Жана Фоккерта, существует прямая зависимость между сложностью задачи и влиянием отвлекающих факторов: чем она труднее, тем нас проще отвлечь.

Мне необходимо постоянное усилие, чтобы складывать новые интеллектуальные объекты — управлять вниманием, контролировать себя, организовывать информацию. Всё это совершенно неспособен сделать лобный больной, мозг которого Элхонон Голдберг очень метко сравнил с оркестром, который покинул дирижёр.

Во-первых, осознайте необходимость решить задачу, которая перед вами стоит. Речь идёт о любой интеллектуальной задаче: написать производственный отчёт или очередную главу в книгу, решить какой-то вопрос практического свойства, понять суть психологического конфликта с кем-то из ваших знакомых и т. д.

Задача должна быть осознана как серьёзный вопрос, требующий концентрации и основательной интеллектуальной работы. До тех пор, пока вы лишь «знаете» о том, что вам надо о чём-то подумать, это лишь уловка.

Мозг как бы говорит вам: мол, да, это важно, я помню, всё хорошо, не волнуйся, обязательно подумаем об этом, когда придёт время! И соскакивает, потому что не хочет напрягаться. Это логично: лучший способ ничего не делать — это постоянно всё откладывать.

Не поддавайтесь на эти манипуляции! Надо решать — значит, надо. Осознайте, что вам необходимы время, концентрация и усилия. И откладывать бессмысленно, нужно действовать — выделять время, концентрироваться и прикладывать усилие.

Во-вторых, вам предстоит осознать важность решения этой задачи.

Для этого вам необходимо погрузить себя в набор различных аспектов мыслимой ситуации. Вам следует подумать о том, почему эта задача должна быть решена именно сейчас, о наличествующих и необходимых ресурсах, о людях, которые имеют к этому вопросу отношение, об их загрузке и интересе, на к-рое вы можете как-то влиять...

Вспомните о том, как важны для нас другие люди. Кто-то из нас инстинктивно испытывает большое чувство отв-ти перед другими людьми, кому-то важно ощущать себя любимым, в центре общ-го внимания, для третьих важны сами рез-ты их дея-ти, которые окажутся просто бессмысленными, если вы не примете в расчёт других людей.

Мы разные, поэтому «важность» задачи ощущается нами по-разному. Но поверьте: в основе интел-ных задач, к-рые мы решаем, всегда лежат наши отношения с другими людьми. Поэтому, конц-ясь на задаче, думайте больше о том, как то, что вы собрались делать (думать), связано с ними. Это самый мощный и правильный мотиватор.

В-третьих, необходимо осознать, что вы можете решить эту задачу.

Эта инструкция может показаться странной, но не удивляйтесь. Когда вы начинаете целенаправленно «тормозить» свою обычную «умственную жвачку», у вас может возникнуть ступор: мол, что тут решать, в чём вопрос, а что нужно и что значит думать об этом?

Мозг делает всё возможное, чтобы «затупить» вас, сбить с толку. Не поддавайтесь. После того, как два первых пункта выполнены, вы должны сами себе сказать, что задача решаема. Да, может быть, вы пока не понимаете, как именно, но она решаема.

Всё дело в том, как вы реконструируете ситуацию. Моделей реальности (конкретной проблемы) может быть много. Если вы пока не видите решения, это не значит, что его нет. Это значит только то, что модель, которую вы построили, недостаточно функциональна.

Не впадайте в расстройство и самоуничижение, а просто поймите, что решение есть, вам нужно только его увидеть. Ваша настроенность на решение задачи — это половина дела. Мозг понимает, что ему не отвертеться, и начинает думать — сам, мобилизует свои внутренние ресурсы. А это нам и нужно!

Заставлять мозг работать, когда для этой работы нет достаточного материала, — всё равно, что перегревать мотор. Он разлетится вдребезги.

Если у вас нет вопроса, то вы, при всём желании, не найдёте ответ. Если вы не знаете, куда вы собираетесь добраться, то никакая карта вам не поможет.

Думать о том, как избавиться от проблемы (сделать так, чтобы её не было) — это не то же самое, что искать способ её решения. И именно такой вопрос — о способе решения — должен возникнуть в вашей голове.

Вот почему, принимаясь за решение какой-то проблемы, мы начинаем не с самой проблемы. Мы начинаем с формирования в собственном мозгу специфического центра озадаченности: урезониваем не относящиеся к делу нервные центры, напрягая тем самым свои лобные доли.

Этот первый и крайне важный этап целенаправленного мышления называется «Формирование доминанты». 1. Вы выключаете все средства связи, закрываете почту и т. д.;

2. Берёте большой лист бумаги и пишете прямо в его центре наименование ситуации (например, когда я начинал эту книгу, в центре первого моего листа значилось: «Чертоги разума. Убей в себе идиота!»);

3. Теперь вам необходимо время, чтобы просто сосредоточиться на этой «ситуации» (я, например, начал думать о том, что хочу рассказать в этой книге, и, конечно, моё внимание меня не слушалось — мысли куда-то всё время предательски уползали);

4. Вы можете встать и бесцельно походить по квартире (лучше уж блуждать физически, чем дефолт-системой мозга), но как только появляется очередное соображение — возвращайтесь к своему листу и записывайте его.

Если вы попытаетесь выполнять это задание «в уме», у вас ничего не получится. Ваша мысль будет крутиться по одному кругу из трёх пунктов, а их в любой ситуации, конечно, намного больше.

Но сейчас в неё постепенно начинают загружаться интел-ные объекты другого рода: каждая наша идея, любое наше знание представляет собой такую же стр-ру — суть, сод-ние и аспекты (то есть как с людьми — воображаемая нами личность человека, его характеристики, отношения с другими людьми, связанные с ним дела и т. д.).

Итак, начинается, соответственно, второй этап: «Загрузка интеллектуальных объектов» (создание факт-карты).

1. Вы «вдруг» припоминаете разные аспекты, касающиеся заявленной темы, и их тут же необходимо фиксировать на свободных местах вашего листа (только не в столбик, не по порядку, а хаотично — пока ничего не нужно упорядочивать!).

2. Какие-то идеи, впрочем, покажутся вам достаточно массивными, чтобы обозначить их в двух словах, поэтому вокруг них укажите смежные аспекты проблемы, а возможные связи между разными идеями и аспектами можно обозначить стрелками.

Вы загрузили в свою дефолт-систему мозга (из собственного же мозга) огромный объём информации, который сейчас ваш мозг будет пытаться структурировать, — не нужно ему мешать, пусть наконец поработает на вас.

Впрочем, важно понять другое: после того, как соответствующие интеллектуальные объекты собраны и загружены в дефолт-систему, она начинает самостоятельно определять внутренние связи между ними.

То есть каждый отдельный элемент этой системы имеет для нашего мозга значение только в связи со всей остальной системой.

Если вы хотите создать более-менее достоверную карту некой реальности/ситуации, вам нео-мо собрать мн-во фактов, относящихся к делу. Не выдумать историю, не воспроизвести выученный нарратив, а обнаружить именно пространство фактов — то есть сложных интел-ных объектов, находящихся в неких отношениях между собой.

Ещё раз, для лучшего понимания: дефолт-система мозга, как мы с вами уже выяснили, — это не какое-то общежитие виртуальных сущностей, а именно система, где вес и ценность каждого конкретного элемента определяются его отношениями со всеми прочими элементами данной системы.

Иными словами, если мы смотрим «внутрь» вопроса, мы ничего не можем там увидеть. Не можем, потому что этого «внутри» там нет, его можно только придумать.

Всё это происходит само собой, потому что наш мозг любит собирать целостные образы, выявлять из «шума» некий понятный ему «порядок». И слово «любит» в данном случае — вовсе не фигура речи.

Мозг сам решает, какой вопрос ему важен и на какой вопрос он готов отвечать. Всё, что мы делали на первых двух этапах своего целенаправленного мышления, — мы лишь заставляли его двинуться в нужном нам направлении.

Третий этап целенаправленного мышления: «Сбор дополнительных фактов».

1.Подумайте о том, где ещё может сод-ться инф-ция по инт-щей вас теме. В моём случае, если речь идёт о «Черт. разума» — это любые ист-ки по нейрофиз-ии, соц. псих-ии и когни-ке, а также собств. записи, обсуждения с носителями знаний и инф-ции, или же просто — экспериментальное наблюдение по принципу «иди и смотри».

2. Поскольку же ваш мозг находится в состоянии целенап-ой озад-ти и уже занимается соотв-щим вопросом, то его взгляд на происх-е будет не таким, как обычно. Вы будете смо-ть на те же самые вещи (тексты, людей, ситуации) спец-ым образом: озадач. конкрет. проблемой взгляд обязательно обнаружит там чего вы не замечали.

3. После такой проработки материала смело возвращайтесь ко второму этапу — берите чистый лист бумаги и начинайте всё заново, словно бы вы ничего прежде не чертили (наша задача — помочь мозгу вновь пересобрать элементы данной ситуации).

Нам только кажется, что при первом знакомстве с предметом мы быстро «врубаемся», а затем нам становится сложнее. Это не так. 1. Вначале нами движет спонтанный интерес, поэтому работа познания не кажется нам сложной. 2. На этом этапе мы фиксируем лишь базовые вещи, которые идентичны для большинства предметов вообще.

Когда же первоначальный интерес спадает, и от общей информации о предмете мы переходим к «частностям», становится сложно. Однако на самом деле важное только тут и начинается.

Вам может казаться, что вы провели кучу времени, изучая предмет, а новой информации накопали всего лишь чуть-чуть. Но это субъективное ощущение, и оно ошибочно. На самом деле время, потраченное на изучение предмета, неизбежно конвертируется в действительное знание мозга о нём, представляющее основную ценность.

Более-менее полное знание и понимание предмета — это, если угодно, результат стереоскопического зрения. И этот стереоскоп по данному предмету мы и должны собрать у себя в голове.

Проще говоря, как только какой-то «факт реальности» усваивается вашим мозгом, он тут же становится «интеллектуальным объектом». Поскольку же все факты реальности, с которыми вы имеете дело, уже преобразованы вашим мозгом, то это всегда интеллектуальные объекты.

В результате нам приходится постоянно восполнять эти неизбежные дефекты нашей с вами «карты», а тут есть два способа.

Первый способ, которым мы обычно и пользуемся, простой и примитивный — найти непонятному такое объяснение, которое покажется нам «логичным», и успокоиться на этом.

Второй способ куда сложнее: попытаться выявить структуры, лежащие за большими объёмами неорганизованных фактов. «Выявить» («найти») в данном случае — это на самом деле выдумать, затем проверить на практике и, если гипотеза сработает, то принять её за рабочую.

Структуры (гипотезы), о которых я здесь говорю, правильно называть концептами, то есть некими системными идеями, или функциональными средствами реконструкции реальности в рамках наших карт этой самой реальности.

Именно для этого мы и занимаемся изучением мышления и строим соответствующие концепты — то есть рабочие гипотезы, которые позволяют нам продвигаться дальше и делать что-то лучше.

Четвёртый этап целенаправленного мышления: «Проверка реальностью».

1. Обычно мы задаём себе какие-то вопросы, сами же себе на них как-то отвечаем, а потом, сконструировав некое правдоподобное объяснение ситуации, смотрим на неё в недоумении и не знаем, как нам быть дальше.

1* Целенаправленное мышление действует иначе: вы не задаётесь абстрактным вопросом; вы долгое время озадачены конкретной ситуацией и пытаетесь её реконструировать — увидеть наличествующие в ней взаимосвязи, отношения сил, которые её образуют.

2. Как только у вас получается реконструировать ситуацию, ваш мозг сам по себе предлагает вам совершить какие-то действия.

2* Он понимает, что, при такой реконструкции ситуации, которую мы помогли ему увидеть, он должен сделать то-то и то-то. Это как бы естественно вытекает из того положения дел, которое теперь ухватывается им в конкретной ситуации. И грех этим не воспользоваться!

Таков в общем виде алгоритм целенаправленного мышления: *сначала озадаченность и формирование соответ-ей доминанты на проблеме (ситуации); *загрузка интел-ых объектов, имеющих отношение к проблеме (ситуации); *сбор дополнительных фактов; *последующая проверка возникшей в вашем мозгу реконс-ции конкр-ой реальностью.

В общем, правила были настолько запутанными, что умом их было не понять, и уж тем более сознательно каждый следующий ход не просчитать. Да и случайным образом заметить какие-то закономерности этого алгоритма было практически невозможно.

Эффективность предсказаний испытуемых существенно и достоверно возрастала по мере работы над тестом! То есть их мозг, в обход сознания, умудрялся ухватить алгоритм появления знака на экране и научиться действовать верно.

После эксперимента бывшим подопытным задали несколько вопросов. И это тоже забавно. Выяснилось, что никто из них не смог разгадать алгоритма, хотя они по нему действовали!

На полном серьёзе высказывались и другие абсурдные гипотезы. А как иначе, ведь сознание всегда находит «логичное» объяснение тому, чего не понимает. При этом мозг работает, мозг справляется, а сознание даже не способно этого понять!

Впрочем, шутки в сторону. Факт остаётся фактом: там, где наше сознание не справляется просто потому, что его ресурсов для соответствующей задачи недостаточно (они слишком ограничены), наш мозг вполне может выдать неплохой результат.

Сознание помогает нам: *озадачиться (ощутить наличие проблемы, вопроса);*подыскать относящиеся к делу интел-ые объекты;*направить поиск при работе с допол-ыми фактами;*оценить результат при проверке реальностью реконструкций, созданных нашим мозгом.

Иными словами, без сознания нам не обойтись. Нам необходима и здравость, и осознанность. Но вовсе не для того, чтобы установить истину с помощью нашего сознания, а для того, чтобы просто правильно сориентировать наш мозг. Дальше он всю работу сделает сам и сделает лучше, чем самый лучший «сознательный ум».

Единственный разумный человек был мой портной: он каждый раз снимал с меня мерку заново, тогда как все остальные подходили ко мне со старой и воображали, что она всё ещё отражает мои действительные размеры.

В действительности дело обстоит прямо противоположным образом: есть наш мозг и есть мы как наш мозг, тогда как наше «я» (личность, сознание) — это лишь наше представление о себе, и оно абсолютно вторично.

Впрочем, если вы сможете осознать, что «фундаментальная ошибка атрибуции» работает в отношении каждого человека (а вы — человек), то поймёте, что и ваше поведение определяется лишь ситуацией, а не какой-то вашей виртуальной личностью.

Отвечу:это даст вам возможнось эффективно мыслить. Ваше «я»(личность, сознание) перестанет мешать вашему мозгу думать. Напротив, приняв своё место и свою роль в работе вашего мозга, вы сможете превратить свою «личность» в инструмент, помогающий вашему мозгу думать.

По правде говоря, только ваш мозг знает, что ему хорошо, а что плохо, что ему нравится или не нравится, что ему нужно, а что — нет.

Впрочем, не всё так безнадёжно. С помощью сознания мы сможем создать условия, которые поставят наш мозг в те обст-ва, когда ему будет приятнее действовать иначе: не курить, захочется другого сексуального удовольствия, а сладкое покажется невкусным и он изменит своё решение на другое «да».

В любом случае, если мы хотим что-то в себе изменить, то соотв-ее решение должен принять ваш мозг, причём сам — и сам для себя. Задача сознания — создавать эти условия, ставить его в эти условия. И тогда шанс повлиять на его решение есть.

Но правда в том, что всё это «наше “я”» зиждилось на словах и языковых конструкциях (установках, императивах, мнениях), которые нашими в действительности не являлись.

В социальном мире (с его «идеальным»), куда нас, дёрнув за пимпочку «я», катапультировала культура, дела обстоят несколько иначе: от концентрации внимания и познавательных действий наша жизнь не очень зависит, а вот «поблуждать» — это самое милое дело.

Можно сказать, произошёл своего рода «рейдерский захват» дефолт-системы нашего мозга этой нарративной конструкцией — о «себе» и «других». Следствием этого «захвата» был наш переход из реального в «идеальное» (с его ярлыками, установками, «мыслями» и социальными играми).

Иными словами, там, где у нас были естественные отношения с другими людьми, основанные на постоянном физиологическом контакте, теперь разрослись «идеальные конструкции».

Как мы с вами уже выяснили, наш мозг учитывает силы и объём связей, которые, по существу, и создают интеллектуальные объекты, которыми он оперирует, создавая свои карты реальности.

То есть ваше «я» (эго, личность, душа, самосознание, разум и т. д., и т. п.) — это самый «тяжёлый» интеллектуальный объект вашей индивидуальной внутренней Вселенной.

А это значит, что вы этим вашим «я» как бы искажаете естественную траекторию движения всех других интеллектуальных объектов вашего мозга.

Иными словами, перед нами работа целостного мозга, или, как говорят сами исследователи, — «унифицированный человеческий мозг».

Специфические настройки, которые созданы в нас культурой, воспитанием, нашим врастанием в социальную среду, изучением языка и чужих «мыслей», являются лишь функциональными, то есть именно настройками. Это вовсе не какой-то «богом данный» паттерн.

Когда система интеллектуальных объектов (образов других людей) в нашей дефолт-системе мозга организована и структурирована, мы ощущаем своё «я». Но стоит этой системе дезинтегрироваться, как эти отношения внутри нашей «виртуальной стаи» рвутся, мы тут же «теряем себя».

Проблема в том, что из этого положения вы, во-первых, не видите того, что находится за краем вашей Вселенной; во-вторых, все её объекты вы видите только с одного ракурса, с одного, так сказать, боку.

Всё, что вы не можете связать с собой любимым, в вашу Вселенную просто не попадает. При всём желании вы не сможете заметить того, что не попало под влияние гравитации вашего «я». Вы оказываетесь заложником того, что сейчас представляет собой ваше «я».

Все факты реальности, которые вы собираете, вы видите тенденциозно — так, как этого хочет ваше «я». Вы не можете мысленно прокрутить их в голове и заметить нюансы, которые несущественны для вашего «я», но которые могут быть очень важны, если вы хотите составить правильную карту действительного положения дел.

Вы свалитесь сами в себя — ваш мир превратится в скучное «всё знаю», «всё понимаю», «но почему-то как-то нерадостно».

Поэтому, когда я говорю о необходимости «избавиться от “я”», я имею в виду своего рода интеллектуальную уловку, а не некую мифическую интеллектуальную трансформацию. И уловка эта может быть очень полезна.

Ведь да, за каждым стикером «внутренней стаи» ваших стикеров (других людей) стоят следующие и следующие «внутренние стаи». И это огромный, грандиозный, увлекательный мир, который может быть вашим — если вы действительно хотите быть больше, чем вы есть.

Ведь миры, в которых мы с вами живём, создаются нашим мозгом, а он у этих трёх типов людей, как вы, наверное, уже догадываетесь, разный – по-разному устроенный.

Нам только кажется, что все люди одинаково понимают слова «ответственность», «искренность», «логичность», «внимание», «отношение», «любовь», «уважение», «благодарность»... Мы в иллюзии. Есть три разных, предельно отличных друг от друга способа понимать эти – и другие – вещи.

Всё дело в том, какая именно ветвь инстинкта самосохранения у человека пострадала – индивид., груп. или пол.. Жизнь, власть и секс – вот эволюционные доминанты, вокруг которых крутится наше с вами существование.

Если мы как следует разберёмся в том, каким образом три разных типа людей создают свои карты реальности, а затем сможем интегрировать это знание в свою интеллектуальную практику, то мы, в результате, обретём навыки универсального и максимально эффективного мышления.

А сложность и эффективность мышления – это то, без чего нам уже не обойтись в нашем «новом дивном мире», о котором я не устаю рассказывать, рисуя его будущность чёрными красками и предрекая Четвёртую мировую войну.

Очень скоро всё наше социальное пространство безвозвратно расколется на умных и глупых. И каждому из нас предстоит сделать выбор, решить – где, в каком стане он окажется: • будет ли он всю жизнь тупо пялиться в мелькающие на экране картинки и из состояния тупки переходить в перманентную тупость;

• или же, всё-таки, сможет сохранить свою человечность, которая, как известно, заключена в нашей разумности.

Вспоминая сейчас знаменитые кантовские вопросы – «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я могу надеяться?», я понимаю, что, несмотря на все эти радикальные изменения среды, мозги-то у нас с вами, с биологической точки зрения, остались прежними.

В конце концов, мозг – это просто машина, инструмент, и если поставить его в нужные условия, он сделает то, что мы от него ждём. Эта книга для тех, кто хочет стать больше самих себя.

Великие психологи и те не могли понять, где кончается гениальность и начинается безумие.

Гениальность – это, скорее, какое-то особенное ви́дение.

Его гений в способности увидеть реальность каким-то особым образом – так, как её не видят другие.

То есть, даже если необходимое знание у нас есть, мы всё равно живём в мире своих представлений, которые лишь отчасти согласуются с «объективными данными».

Реальность, с которой мы имеем дело, сложна и прячется под бесконечным количеством масок. Но большинство из нас видят мир согласно тем шаблонам, которые мы усвоили из культуры, и лишь единицы – по каким-то причинам – способны на оригинальный взгляд.

Мозг человека – это устройство по созданию карт реальности. При этом, у каждого из нас своя голова на плечах, поэтому один строит одни карты реальности, а другой – другие.

На самом деле, наши мозги – лишь инструмент, который нуждается в правильной настройке. Даже скрипка Страдивари, не настроенная должным образом, будет звучать не лучше детской балалайки.

Дело не в каких-то «секретных» знаниях обезьян о человеческой природе, а в самом том способе, которым их мозг обрабатывает информацию.

Вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедший я или все вокруг меня?

Гений действительно производит странное ощущение «лёгкого безумия».

Почему мы называем их «пограничными»? У нас есть континуум всех возможных психических состояний • слева – тяжёлые психические расстройства (шизофрения, маниакально-депрессивный психоз и др.); • справа – «абсолютная норма» (то есть, прямо-таки эталон психического здоровья).

Ближе к левому полюсу оси будут находиться состояния, которые получили в психиатрии название «психопатия», «циклотимия» и «акцентуации характера» (для простоты я буду округлять их до понятия «психопатия»).

Ближе к правому полюсу оси будут находиться психические нарушения, свойственные «нормальным людям», которые переживают нечто вроде «нервного срыва» (стресс может быть как очевидным, так и скрытым), вылившегося в невротическое расстройство, или проще говоря – в «невроз».

Те пограничные расстройства, что примыкают к левой части оси, имеют «эндогенную природу», то есть биологическую. Вообще, все тяжёлые психические расстройства (за искл. тех, что обусл. орган. поражением нервной ткани) – заболевания, обуслов. наследственностью.

Те же, что примыкают к правой части оси, называются «функциональными», то есть предполагается, что человек, в целом, нормален, просто у него под воздействием обстоятельств что-то сбилось в настройках (нарушена психическая «функция», а не организация системы).

Невроз, который является лишь нарушением функции в нормальном мозге, можно вылечить полностью (например, реактивную депрессию, возникшую после гибели близкого человека, или нервную анорексию и панические атаки).

Психопатию же, поскольку она имеет генетическую природу, полностью вылечить нельзя. Всё, что психотерапевт может в данном случае сделать – это научить человека с такими «особенностями характера и поведения» приспосабливаться к жизни, где другим людям подобные «странности» не свойственны.

Эти люди, в каком-то смысле, «нормальные» – у них нет ни галлюцинаций, ни бреда и жалоб на своё психическое состояние. Наконец, они даже могут быть неплохо социализированы, добиваться выдающихся результатов в карьере. Просто они не такие как те, кто соответствующим расстройством не страдает.

Если совсем просто, то думаем мы так: есть сумасшедшие, есть обычные люди, у которых время от времени случаются нервные срывы, а есть особенные люди – как бы от природы по-другому сделанные.

Нет, и не об этом речь. Речь о том, что в нашем геноме есть вариативность, которая работает на всех уровнях, включая и организацию нашей психики. Необязательно быть «клиническим психопатом», чтобы иметь мозг с широким спектром тех самых психических странностей.

«теория пассионарности» 1. Любой этнос переживает разные стадии в своём развитии, а его двигателем является энергия пассионарности.

2. Откуда берётся эта «энергия» – не так важно (сам Гумилёв предлагал несколько вариантов, включая воздействие «космического излучения», «энергию солнечной активности», «геобиохимическую энергию живого вещества» и т. д.).

3. Эта загадочная сила проявляется рождением на свет большого числа чрезвычайно энергичных персонажей – тех самых пассионариев.

4. Пассионарии отличаются невероятной жизненной энергией и желанием перестроить весь мир. Они способны к сверхусилиям и распространять эту свою энергию на окружающих.

5. Если сила такого «пассионарного толчка» достигает некой определённой критической величины, то пассионарии совершают нечто, что потом становится очередной вехой в истории всего человечества.

Согласно «пирамиде Маслоу», Александр Македонский обязан был быть счастливейшим и даже святым человеком – все, даже самые «высшие» потребности удовлетворены: «пища, дом, развлечения и даже беседы с Аристотелем» (этот занудный старик и правда работал воспитателем юного Александра).

Как в условиях подобной неопределённости поведут себя психологические типы, склонные к нарушению общественных норм (то есть, имеющие отклонения в рамках социального или, как его ещё называют, иерархического инстинкта)?

А как поведут себя те, кто не боится встревать в любую авантюру и раз за разом подставляется под пули на всех этих бесконечных «стрелках», «разборках» и прочих «тёрках»? Проще говоря, как поведут себя те, у кого слабо выражен индивидуальный инстинкт самосохранения?

Наконец, как распорядятся подобными возможностями персонажи, которые получают огромное удовольствие от демонстративного поведения – цепи на шеях, малиновые пиджаки и огромные телефоны в руках (это уже по части особенностей структуры полового инстинкта)?

Ошибка ткача, дрожание его рук делают рисунок неповторимым, что и соответствует бренности мира.

Континуум – это непрерывное множество, то есть некое бесконечное число переходных форм.

То есть, лишь убрав фрагмент, вы можете зафиксировать отличие и что-то определить. Но если вы его не вырезаете (не можете вырезать или не знаете, где резать), если смотрите на весь континуум сразу, то вы, по сути, слепы, то есть не видите ничего.

Каждая форма (проявление, событие) является по существу переходным состоянием – вот что мы должны понять, если хотим хоть в чём-то разобраться.

Если мы чуть смухлюем – что-то вырежем, где-то залатаем, – то картинка может показаться нам стройной. Стройной, понятной, даже красивой. Но она будет необъективной. Реальный признак, определяющий суть того или иного континуума таким образом, наугад не выявить.

Итак, континуум состояний – это множество различных единичных форм, у которых один и тот же признак имеет разную выраженность.

У каждого из нас в предках были и безумцы, и психопаты, и маньяки, и чёрт знает кто ещё. Да, если нам повезло, эти гены в нас дремлют (это – прекрасно). Но это ещё не значит, что мы совсем не подвержены их влиянию. Дело в том, что мы несём в себе огромный объём генетической информации.

Мы привыкли к разнообразию человеческого поведения и совершенно не замечаем, что никакого «эталона» на самом деле не существует, а любая «норма» – лишь фикция.

Разнообразие – вот что кажется нам совершенно естественным!

Да, всё многообразие форм сексуального поведения старый психиатр рассматривал как проявление странных, подспудных инстинктов, заложенных в человеческой природе. Если же они проявлялись избыточно, тогда он, как всякий психиатр, ставил диагноз: «психопатия».

Важно, что в каждом из нас генетически заложены определённые возможности, своего рода опционал, который как-то проявляется в нашем наличном поведении или не проявляется, не используется.

Мы возвели интеллект в ранг высшего класса; низший класс восстаёт.

Большинство классификаций психических болезней строилось по так называемому феноменологическому принципу (от слова «феномен»).

Ответа, честно говоря, у психиатров не было. Было ощущение, что все эти «странности» наших пациентов, по большей части, врождённые (или как мы ещё говорим – конституциональные).

А ещё выяснилось, что в нашей голове квартируют «другие люди», и что мы начинаем думать о них всякий раз, как только включается наша «дефолт-система мозга». Это открытие сделала исследовательская группа под руководством Маркуса Рейчела.

Причём, таких «других людей» в нашей голове не больше определённого количества, которое ограничивается «числом Данбара». Эти 150–230 наших «виртуальных друзей» – тех «других людей», о ком мы регулярно думаем, – и есть своего рода потолок наших социальных возможностей.

Оксф. проф. Робин Данбар сформулировал эту гипотезу, сопоставляя размеры коры головного мозга различных видов приматов с размерами социальных групп, которые они образуют. C помощью анализа Big Data он доказал, что его гипотеза полностью согласуется с тем, как мы с вами ведём себя в пространстве соц сетей.

Вся проблема этого мира в том, что дураки и фанатики всегда уверены в себе, а умные люди полны сомнений.

Поразмыслив над этим, я рассудил следующим образом: раз уж я, в любом случае, имею дело с человеческим мозгом (пусть и находящимся в разных состояниях), то и опираться следует на нейрофизиологию.

Но ещё важнее для психотерапевта – понять, каким образом то или иное психическое состояние в мозгу пациента формируется, то есть саму его внутреннюю механику, чтобы как раз на неё и оказать воздействие. В этом и состоит особенность психотерапевтической диагностики.

Нам лишь кажется, что тревога – это тревога, а сниженное настроение – это сниженное настроение. На самом деле, они разные и эта разница открывается через анализ динамических стереотипов (по И. П. Павлову), патологических доминант (по А. А. Ухтомскому), отношений знаков и значений (по Л. С. Выготскому) и т. д.

Если человек, например, совершенно безразличен к чувствам окружающих – так уж он устроен – то какой смысл объяснять ему, например, почему его поступки заставляют этих самых окружающих страдать? Он этого просто не поймёт, а потому психотерапевт должен действовать как-то иначе.

Проще говоря, все психические расстройства, с которыми имеет дело врач-психотерапевт, порождены дефектом одной из трёх базовых потребностей, связанных с безопасностью, социальностью и половым инстинктом.

Всегда лучше сохраняется в тайне то, о чём все догадываются.

Причём, у «мыслителей» верх берёт кора, а у «художников» – подкорка. • шизоиды (которых Иван Петрович ещё называл «мыслительным типом») • и истерики (которых он также назвал «художественным типом»).

Так что инстинкт самосохранения у представителей этого психологического типа словно бы спит, им как будто бы наплевать на возможные опасности. А точнее говоря, они их просто не замечают. (шизоиды)

Это не значит, что «мыслители» не тревожатся и не переживают. Ещё как тревожатся! Вопрос – из-за чего?

Как правило, они создают в своей голове какую-то интеллект. конструкцию чрезвычайной сложности и ужасно нервн-т по её поводу. Т. е., не из-за того, что вокруг них масса реальных рисков, а по надуманным поводам. Реальные же угрозы не вызывают в «мыслителях» отклика, они им будто бы и неведомы вовсе.

С «художниками» дело обстоит иначе, но не наоборот. По И. П. Павлову, у представителей этого психологического типа над рассудочной корой доминируют весьма эмоциональные подкорковые структуры.

В этих отделах мозга базируются наши истинные желания, наши страсти, чувства, переживания. Но, из-за рассогласованности коры и подкорки, «художники» этого буйства своих страстей зачастую даже не осознают.

И в этой своеобразной невнятности – вся суть нашего полового инстинкта, состоящего из причудливой связи сложных, противоречивых ощущений – и хочется, и колется, и мама не велит (подкорка и хочет, и тревожится, а кора с её сознательными установками не позволяет, дополнительные проблемы накручивает).

Но проблема «мыслителя» в другом – он настолько увязает в своих рассуждениях, что порою совершенно не слышит собственные желания (подкорку). Он начинает их как бы придумывать умом, а в результате постоянно мажет мимо цели, ощущая странную чувственную неудовлетворённость.

В своих научных работах они показали, что мы являемся заложниками не только отношений внутренних структур нашего мозга, но и социальной общности, к которой биологически предназначены.

• как живые сущ-ва, мы нуждаемся в собств. выживании (поэтому обладаем индивид ИС); • как представители вида, мы являемся средством выживания вида (для этого нам дан половой инстинкт); • а как соц. существа, мы нуждаемся в социальной подд-ке, умении создавать соц. отношения в группе и встраиваться в её иерархию.

Очевидно, что у представителей нашего вида иерархический инстинкт (или инстинкт самосохранения группы) выражен до чрезвычайности и является, в каком-то смысле, системообразующим.

Выдающемуся психотерапевту, создателю гештальт-психотерапии Фредерику Пёрлзу принадлежит такой образ-афоризм: «Шизофреник говорит: “Я – Авраам Линкольн”. Невротик говорит: “Я хочу быть Авраамом Линкольном”. И только здоровый человек говорит: “Я – это я, а ты – это ты”».

Абсолютно «здоровых» людей не существует, а внутренняя установка «я – это я, а ты – это ты» – недостижимый идеал. То есть, мы все, в той или иной степени, хотим быть «Авраамами Линкольнами» – сидеть на вершине иерархической пирамиды.

В этом стремлении, как ни крути, состоит фундаментальная потребность любого стайного животного: добиваться социального успеха, забираться вверх по социальной лестнице и пытаться быть круче прочих – сильнее, умнее, богаче, влиятельнее, красивее, знаменитее и т. д.

То есть павловские «художники» и «мыслители» зарабатывают своё психическое заболевание, потому что их мозг имеет специфические особенности (наличествует определённое рассогласование в отношении структур мозга), а вот пёрлзовские «невротики» страдают от рассогласования внутри своей соц. реальности.

Здесь, впрочем, я хочу сделать одно важное уточнение. Когда я говорю о том, что «художники», более эмоциональны, а «мыслители» – менее, речь идёт не о силе эмоций, а об их первенстве в рамках принятия решений.

Основное открытие Дэвидсона в следующем: • в случае положительных эмоций (радости, веселья, счастья) у нас актив-ся префронт. зоны левого полушария гол. мозга, • тогда как за возникновение отриц. эмоц-ых реакций (страха, тревоги, печали) отвечают те же префронт. области, но уже правого полушария.

• эмоциональные позывы, связанные с базовыми потребностями (а потребности и в самом деле базируются именно в подкорковых структурах нашего мозга), • а есть и эмоциональные переживания, связанные с оценкой ситуации (и эту оценку производят как раз структуры префронтальной коры).

И то, и другое вроде бы «эмоции», но «эмоция» это ведь просто слово. Важно понять, какие именно нейрофизиологические процессы скрываются за тем или иным эмоциональным поведением человека.

Но их реакции, если опустить общую обеспокоенность, всё-таки были разными: • одни дети принимались тревожно кукситься и рыдать, • а другие – напротив, начинали с любопытством оглядываться по сторонам.

Проще говоря, одни переживали уход родителя, как психологическую травму, а другие – как повод заняться чем-то другим. То есть, для одних связь с матерью была чрезвычайно важна, а другие достаточно спокойно могли занять себя чем-то другим в её отсутствие.

Вот эта неготовность подменять взаимодействие с человеком какой-то другой деятельностью (которая напрямую не связана с другими людьми) и является типичной особенностью «невротика».

С другими людьми он способен заниматься чем угодно и сколько угодно, а вот сам по себе – один на один с окружающим миром – он чувствует себя некомфортно. В отличие от «шизоида» и «истероида», «невротик» нуждается в стае, причём с самого, так сказать, младенчества.

Думаю, вы легко можете дать ответ: • «правополушарные» дети крайне тягостно переживали уход матери, • а «левополушарные» – относительно легко переключались на другие раздражители.

А вот то, которое у нас больше языковое (по крайней мере, ему предстоит таким стать, когда эти дети вырастут), чем фактологическое (левое), напротив, менее социально – если нет вокруг других людей, оно займётся чем-нибудь ещё.

«шизоиды», в среднем, обладают более выраженным, нежели остальные психологические типы, «вербальным интеллектом»: им легче даётся абстрактная словесно-логическая деятельность, математика, программирование и овладение иностранными языками. В общем, «мыслители» чистой воды.

Это инстинкт, крошка... и, если на то пошло, я верю, что инстинкт – железный скелет под всеми нашими идеями о свободе воли.

Детальный анализ реакций нашего мозга на раздражители позволяет достаточно чётко выявить специфические паттерны трёх наших базовых инстинктов – самосохранения, социального и полового.

• у кого-то, более высокий болевой порог, а у кого-то чрезвычайно низкий; • кто-то хорошо считывает эмоц. сост-я др. людей, а кому-то это даётся с трудом; • кто-то букв-но физ. страдает от недостатка телесной близости, а кто-то, испытывает выраженный дискомфорт и даже раздражение, когда кто-то к нему прикасается.

Чувство боли, что бы мы о нём ни думали, это не какая-то объективная вещь, а лишь наше собственное субъективное переживание.

Чем быстрее мигательный рефлекс приходит в норму, тем выше у данного испытуемого болевой порог. Если же мозг подопытного долго не может взять под контроль мышечный тонус своих век и вернуть его к нормальным показателям, то считается, что у такого человека низкий болевой порог.

Во-первых, понятное дело, травматизм. Человек с высоким болевым порогом вряд ли станет проявлять избыточную осторожность, ведь его не пугают последствия его неловкости – ну, упадёт, ну, ударится, ну, сломает что-то.

Часть наших воспоминаний, действительно, фиксируется лишь в подкорковых областях – например, в так называемой амигдале (таламусе), а другие – в корковых структурах, вовлекающих височную долю, ответственную за речь и язык.

Два вида памяти: • процедурной памяти (памяти на действия, поведенческие шаблоны и эмоциональное значение стимулов) • и памяти декларативной (памяти, которая не только хранит ваши воспоминания, но и позволяет вам обращаться к ней сознательно, целенаправленно).

В общем, память памяти – рознь. И когда человек говорит вам, что он труслив, не выносит боли и боится врачей до чёртиков, это вовсе не значит, что у него по-настоящему низкий болевой порог.

За формирование физической боли отвечают наши подкорковые структуры и страх они вызывают неосознанный, спонтанный, рефлекторный, если хотите, а не после прочтения надписи «Процедурный кабинет» и последующих сознательных фантазий на эту тему.

На самом деле, у описываемого мною лихача высокий болевой порог, и его амигдала не видит опасности ни на высоких скоростях, ни в условиях агрессивной внешней среды. Почему? Потому что такое вот слабое проявление в данном мозгу индивидуального инстинкта самосохранения...

Так что не удивляйтесь, что многие «мыслители» («шизоиды») будут рассказывать вам о том, что боль – «это так ужасно». На самом деле, всё это лишь плод работы корковых отделов головного мозга – наведённые, так сказать, страхи, не обуслов-ые врождённой психофиз-кой констит-ей.

Во-вторых, ориентация в окружающем мире. Допустим, что естественное чувство боли не помогает вам ориентироваться в окружающем мире, не даёт вам нужных, подсознательных подсказок – где действовать осторожнее, где аккуратнее, где деликатнее.

Очевидно, что эта своего рода слепота чревата возникновением опасных для вашей жизни ситуаций – вы будете вечно ввязываться в какие-то передряги, лезть туда, где опасно, да ещё и без страховки (зачем вам страховка, если вы не боитесь последствий своих действий?).

Скорее всего, вы научились просчитывать и запоминать ситуации, в которых можете столкнуться с возможными неприятностями. Да, там, где не помогает физиология, приходится полагаться на рассудок – «аналитический ум».

Скорее всего, вам было не особо больно, когда вы упали на прогулке и расшибли колено. Но вполне возм-но, что вас напугала реа-я вашей мамы, к-рая впала из-за этой «мелкой царап.» в панику и устроила вам за это отлуп с головом-й, а самое печ-ное – лишила вас возм-ти вдоволь позан-ся тем, что так для вас важно и инт-но.

Разорвётся у неё сердце или нет – вас в ваши пять лет вряд ли волновало. Но вот остаться без нового динозавра – это риск существенный... Что ж, придётся теперь просчитывать траекторию своего бега, чтобы не напороться... на мамино негодование.

В-третьих: любопытство и новаторство. Представьте, что вы ребёнок с низким порогом боли и вам предлагают вписаться в какую-нибудь авантюру – прыгнуть с обрыва, залезть в как-нить трубу, подебоширить в заброшенном здании, построить на дереве шалаш, поджечь сухую траву...

Вероятно, подобные эксперименты вас вряд ли вдохновят. Вам будет тревожно, потому что ваша амигдала хорошо знает, чем заканчиваются падения, удары, ожоги и прочие подобные несчастья. Для неё, благодаря низкому болевому порогу, все эти «приключения» уже не раз заканчивались самым настоящим ужасом и стрессом.

Ну, подумаешь – руку ударил, ногу сломал. Неприятно, конечно, но мозг не фиксирует на рефлекторном уровне тех обстоятельств, в которых данная неприятность случилась, а потому и на будущее особых выводов он не делает.

Зато вам крайне любопытно – обрывы, заброшенные здания, патроны, костры, несущиеся поезда! Ничего (а точнее – индивидуальный инстинкт самосохранения) не сдерживает вашу поисковую активность.

Формируется ещё один поведенческий паттерн: • один стремится к проверенным и понятным ситуациям, а новое его пугает и напрягает, • другой, напротив, жаждет приключений (причём, сразу на все точки), всё неизведанное будоражит его чувства и вызывает предвкушение исследовательских восторгов.

Простая вроде бы вещь – болевое ощущение. Но если у двух особей оно разное, то и схемы поведения у них будут существенно различаться. А их психологические типы, после всех стадий взросления, окажутся в чём-то диаметрально противоположными.

Когда один ребёнок постоянно лезет в драку, а другой ищет любые способы, чтобы её избежать, можно быть уверенным, что взрослые из этих детей вырастут разные.

Не случайно тот же Фредерик Пёрлз любил повторять: «Не слушайте, что они говорят, смотрите на то, что они делают». Очень верное, надо признать, замечание.

Поэтому бессмысленно спрашивать у человека, боится ли он боли. Просто уточните у него, между делом, как часто он получает травмы, порезы, занимается ли каким-то опасным видом спорта...

И если выяснится, что травмы и порезы – это для него обычное дело, а сам он любит бокс и приходит в щенячий восторг при виде коллекции холодного оружия, то, поверьте, всё у него с болевым порогом в полном порядке – как Джомолунгма!

Потом он обнял меня: человек, умеющий обнимать, – хороший человек.

Учёные-этологи пролили свет на этот вопрос: главный инструмент создания и регулировки социальных отношений в группе приматов играет груминг (то есть – взаимное вычёсывание).

«Груминга без какой-либо цели просто не существует, – пишет выдающийся приматолог Франс де Вааль, и добавляет: – Всякий груминг имеет политический подтекст».

Долговременные и кратковременные союзы, дружба «с» или дружба «против», распределение пищи и передача навыков – всё это с математической точностью коррелирует с плотностью телесных контактов между членами группы.

И не думайте, что причина последующего взаимного расположения потёршихся друг о друга обезьян – это некое абстрактное и рациональное чувство благодарности за вычесанных блох: мол, спасибо, друг сердечный, что вычесал, а то совсем закусали! Нет, конечно.

Поглаживание, покусывание, пощипование и прочие «телячьи нежности» побуждают специфические области мозга примата (гипофиз, гипоталамус и т. д.) запустить целый каскад гормональных реакций – в частности, выработку окситоцина и эндорфинов.

Причина в тех положительных эмоциях, которые испытывают обезьяны после произведённого над ними груминга. И эмоции эти возникают, конечно, не «по здравому рассуждению» и не «по доброте душевной», но по строгим нейрофизиологическим – точнее, нейрогуморальным – механизмам.

Эти гормоны удовольствия, радости, спокойствия и близости между членами стаи, вырабатываемые организмом в ответ на поглаживания, и есть те «скрепы», на которых держатся наши социальные связи. Мы ведь тоже приматы – не будем забывать об этом.

Действительно, если вам удаётся прикоснуться к человеку, у него инстинктивно возникает к вам чувство доверия. Спасибо эндорфинам животворящим!

Нет, конечно. Это банальная манипуляция, основанная на психофизиологии: потискал человека, отгрумил его, так сказать, по полной, – и пожалуйста, делай с ним всё, что тебе заблагорассудится, он уже «весь твой».

В социальных группах шимпанзе груминг играет роль главной «валюты». Причём, в обычное время шимпанзе практически всё своё свободное время затрачивают на груминг тех, кто входит в их группировку («группу влияния» внутри большой стаи).

Таким образом, они постоянно поддерживают контакт с теми обезьянами, на чью помощь и поддержку они могут рассчитывать. Неслучайно младшие (стоящие ниже по рангу) обезьяны предсказуемо больше и чаще вычёсывают старших, нежели наоборот.

Однако, когда в социальной группе шимпанзе нач-ся подготовка к изменению «в руководстве» и «группы влияния» схлёстываются друг с другом в борьбе за будущее лидерство, ситуация меняется. В такой напряжённой полит. ситуации самцы, затрачивают на груминг своих противников больше 20 % времени.

Теперь приглядитесь повнимательнее к тем самым мировым саммитам, посчитайте все эти взаимные обнимашки, и курс теоретической политологии можно будет смело прогулять – всё и так видно, на глаз.

*есть особи, которые от природы получают большее удовольствие, становясь объектом обнимашек, • а кому-то это не так важно, не так приятно и не так этого хочется;

*плюс к этому, кто-то получает большое удовольствие от того, что он кого-то обнимает – так пальцы и чешутся у него кого-нибудь загрумить, • а кто-то, наоборот, удовольствия от груминга соседа не получает и тяги соответствующей не испытывает.

Эти индивидуальные отличия обусловлены генетически: у кого-то подобного рода раздражители вызывают мощную гормональную реакцию, а у кого-то – относительно низкую.

В результате, одни приматы обладают большим количеством «социальной валюты» и большей потребностью в такой «валюте», а другие, наоборот, ведут образ жизни более изолированный – мало производят этой «ценности», и сами на меньшие её «суммы» рассчитывают.

Дело в том, что наш мозг создал в себе «схему» нашего тела, и когда вы, например, прикасаетесь рукой к своим пяткам, он знает, что это вы – потому что и ваша пятка, и ваша рука принадлежат одной «схеме тела» (таким образом он вас и опознаёт).

Роберт Провайн провёл ряд интересных исследований и выяснил: нам только кажется, что мы смеёмся над «смешным» (например, когда смотрим комедии или что-то в этом роде), но на самом деле мы смеёмся в присутствии других людей.

Вероятность, что вы действительно посмеётесь над шуткой, увеличивается в 30 раз, если рядом с вами находится другой человек. То есть смех – это средство коммуникации между животными, а вовсе не какая-то глупая забава, придуманная эволюцией для личного пользования отдельно взятого субъекта.

Смех – это способ показать другим людям, что мы их понимаем, соглашаемся с ними, поддерживаем их, что мы с ними «одной крови». Он демонстрирует наши симпатии, эмоциональную вовлечённость в переживания другого человека.

Он демонстрирует наши симпатии, эмоциональную вовлечённость в переживания другого человека. Неслучайно важнейшую роль в нейрофизиологии смеха играют «зеркальные нейроны» (именно поэтому смех, как и зевота, может быть настолько заразителен).

• когда испытуемые слышали в наушниках естественный и спонтанный смех, реагировала их слуховая кора, причём в очень специфических областях, которые словно бы специально для этого и предназначены;

• когда же испытуемым транс-ли в наушники неискренний смех , у испытуемых, напротив, активизировались зоны мозга, ответственные за интел дея-ть – то есть, их мозг чуял неладное и пытался разгадать истинные мотивы того, кто решил обмануть его наигранным смехом.

Иными словами, наш мозг всегда пытается разгадать истинную причину смеха, который мы слышим. И он делает это автоматически, если смех естественный, а если нет, то он анализирует ситуацию, стараясь уловить контекст – что значит этот смех.

Но если ваша чувствительность к контексту ситуации не так хороша, как у других, то вам придётся специально над ней поразмыслить, чтобы не попасть случайно в неловкое положение.

Поэтому люди, которые не испытывают социальных влияний и связанных с ними эмоций, зачастую оказываются весьма эффективны в построении продуктивных – под конкретную задачу – социальных отношений.

Склонность к объятьям (или, наоборот, отсутствие соответствующей склонности проявляется у детей уже в очень раннем возрасте.

Но тут бы я, в очередной раз, предложил не слишком обо-льщаться: не надо питать иллюзий – только высокий социальный статус (проще говоря, власть) позволяет человеку получать всё это «добро и благо» в неограниченных количествах.

Вовсе не «за красивые глаза» другие люди оказывают нам под-ку, дем-ют нам уважение и признание, доброжелательны к нам, проявляют эмпатию и внимание. Они дают нам все эти «прелести», желая получить в ответ наше распо-ие, а наше распо-ие нужно им только в том случае, если оно само по себе в этом социуме чего-то стоит.

Мозг такого «социального животного» всегда нацелен на вершину социальной пирамиды: ему нужно «наверх», чтобы все его грумили. Вот почему такой тип пытается всё и всех организовать под себя, заставить (не мытьём, так катаньем) всех плясать, так сказать, под свою дудку.

В этом, впрочем, вся суть «лидерства»: оно возможно лишь по взаимному согласию, но не работает без «манипуляций» со стороны лидера.

Что ж, а теперь контрольный, так сказать, вопрос: захочет ли человек, обладающий подобным психотипом, стать «Авраамом Линкольном» (ну или кем-то ещё в этом роде)? Вне всяких сомнений! Так что перед нами классический пёрлзовский «невротик», нуждающийся в любви, социальной поддержке и уважении.